– Я с интересом послушаю. Да я знаю, что ты можешь сказать, не юноша, догадываюсь. А если я не отпущу тебя? – он не сдержал желания, обнял Ольгу и, словно бросаясь с обрыва, прошептал страстно: – Мы же не просто так жили, ты женой моей была… – Она легко отвела его руки, он с ненавистью посмотрел на нее. – Что ты предлагаешь?
– Я уйду.
– Прекрасно. А дальше?
– Не знаю.
– Может быть, ты и о бракоразводном процессе не знаешь? Ведь надо соблюдать законы. Я не желаю быть соломенным вдовцом. На суде…
– На суде? – испуганно переспросила Ольга.
– Да, на суде, – торжествующе подтвердил Николай. – Представляешь, как все это будет выглядеть? Гражданка Рогова Ольга Игнатьевна, проживающая, не имею чести знать где, – говорил Николай, словно диктовал машинистке, – возбуждает дело о разводе с гражданином Роговым Николаем Александровичем, проживающим там, где она недавно считалась его женой… Как обрадуются некоторые товарищи! Сенсация…
– Повторяю, я не знаю, кто из нас виноват больше. Ну не могу я быть с тобой.
– Спасибо, дорогая.
– Не надо, – почти ласково попросила Ольга. – Поверь, мне очень тяжело.
– Бедная! Не успела уточнить отношения с Лесным? Не изображай благородного изумления: я примерно знаю, по каким причинам женщина уходит от одного мужчины к другому.
Ольге захотелось крикнуть, выбежать из комнаты или броситься к окну и ударом распахнуть раму, вдохнуть свежего воздуха.
– Я ухожу не к нему, – твердо сказала она. – Даю слово: он здесь ни при чем.
– Значит, уходишь просто так, абстрактно?
– Я ухожу от тебя, – с усилием проговорила Ольга. – Я не могу жить с человеком, который… вот такой, как ты… и ты ведь не любишь меня…
– А за что тебя любить? За то, что ты… с этим…
Ольга бросила тряпку в таз и ушла в другую комнату.
– Ну и уходи! Уходи! – крикнул вслед Николай, постоял у дверей, прислушиваясь. – Завтра все узнают, что я выгнал тебя из дому…
Хлопнула дверь… Ушел… Ольга плакала и шептала:
– Не плачь. Не плачь. Так тебе и надо. Так тебе и надо.
Она машинально, почти бессознательно достала из-под кровати чемодан, стала складывать в него попадавшиеся на глаза вещи. Присела. Не было сил подняться, она легла и положила голову на чемодан.
Останься, останься, останься… Чей это голос? Она прислушалась – тишина. И снова – останься, останься, останься… А, это ходики стучат на кухне.
Нет, надо уходить! Пусть страшно, пусть стыдно – надо. Все равно не может она оставаться здесь. Бежать, бежать, хоть куда бежать!
Но что-то останавливало ее, лишило сил, не давало двинуться с места. Она защелкнула замки чемодана, переоделась и стояла посередине комнаты.
А как жить дальше? Как смотреть людям в глаза? Что отвечать, если спросят?
Она вышла из дому, села в трамвай, не подумав, куда он идет. Ей показалось, что кондуктор взглянула на нее подозрительно, и Ольга отвернулась.
Трамвай привез ее на вокзал. Ольга смешалась с толпой, остановилась, увидев вывеску «Камера хранения». Да, вот что сейчас самое главное: освободиться от этого чемодана! Ольга подошла к дверям и выпустила чемодан из обессилевшей руки. Чемодан стукнулся об асфальт. Она боялась поднять глаза, ей чудилось, что люди, проходившие мимо, с презрением поглядывали в ее сторону.
И вдруг ей стало жаль Николая. «Колька, Колька, – подумала она, – ведь неправда все это… не могу я уйти… стыдно!»
– Оля, – услышала она глухой шепот, – поедем домой, Оленька!
– Хорошо, хорошо, – обрадованно согласилась она, узнав голос мужа. Он стоял рядом, встревоженный, растерянный, неловко прижав к груди ее руку. Ольга с трудом улавливала смысл его слов. Что такое с ней случилось, как она оказалась здесь, чей чемодан держит Николай, почему у него такой обеспокоенный вид, почему ей хочется вырвать руку?
В машине Ольга совсем обессилела, прижалась к мужу, прошептала:
– Я заболела.
Из машины она вышла пошатываясь, в комнате легла на диван. Николай встал на колени, поцеловал ей руку и потянулся к губам.
Вдохнув спиртной запах, Ольга прошептала жалобно:
– Не трогай меня. Дай мне подумать. Мне нужно подумать. Я больна. Не трогай меня.
«Осталась, осталась, осталась», – радостно стучали ходики. «Неправда!» – хотела крикнуть Ольга и не смогла.

* * *

Валентин сравнивал между собой знакомых газетчиков и не мог определить, что же является основным в их работе. В минуты откровения он признавался себе, что мечтает стать незаурядным журналистом. Для этого он не жалел ни сил, ни времени. Но так же, а может быть, еще упорнее работал Копытов. Зато у Валентина было больше вкуса, умения писать, азарта, беззаветной любви к газете. Почти всеми этими качествами обладал и Олег. Значит, не это самое главное?
А что же?
Пока он знал одно: славы ему не нужно, деньги – вещь полезная, но не ради них он по нескольку раз переписывает свои рукописи.
Теперь Валентин жил на частной квартире, которую разыскал в результате месячных хождений. Ему до того надоело почти каждый день после работы тащиться через весь город и торговаться со скаредными домохозяйками, что он не выдержал и снял комнату на весьма и весьма плохих условиях – сто пятьдесят рублей в месяц, со своими дровами, домой приходить не позже двенадцати, гостей не принимать.
Но скоро он полюбил свою комнатку и с удовольствием возвращался в нее после работы. Ворчливая хозяйка открывала многочисленные замки и запоры и всякий раз напоминала, что «деньги-то не забудьте вручить, а то жильцов много, а квартир мало, да и каждая ли хозяйка рискнет чужого человека в дом пустить…»
Заработок Валентина был не то, чтоб мал, но и не велик, за расходами приходилось смотреть строго – деньги кончались дня за четыре до получки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74