А Риточка все-таки симпатичное существо. Сложена как! Не Ольга, конечно, но в своем роде даже лучше. Она доставляет ему много приятных минут, спасает от тоски. Сердиться на нее нет никаких оснований.
Жизнь налаживается. Николай встрепенулся и бросился к буфету: там стояла бутылка с остатками водки. Ну как он мог забыть?

* * *

Лариса ушла с Филиппом Владимировичем на междугородный переговорочный пункт – в третий раз вызывал Олег. Дважды разговор не состоялся: была плохая слышимость.
Александра Яковлевна осталась одна и, когда раздался стук в дверь, удивилась – кто бы это?
На площадке стояла Лидия Константиновна, улыбалась смущенно. Взглядом попросила разрешения войти.
– Слушаю вас, – проведя ее в комнату, сказала Александра Яковлевна. Борясь с раздражением, она забыла предложить гостье стул. – Только быстрее. Лариса скоро вернется.
– Бедная девочка, – вздохнула Лидия Константиновна, – сколько ей приходится переживать из-за своей ошибки. Я пришла к вам, дорогая Александра Яковлевна, с открытым сердцем. Я хорошо сознаю, что мой визит вас вряд ли обрадует. Но мы матери и поймем друг друга. Надо исправлять ошибку наших детей. Сами они, увы, не умеют. Они веселятся, наслаждаются, а мы за них страдаем. Поверьте мне, я разделяю ваше горе и тяжело, если бы вы знали, как тяжело, переживаю его. Я сгораю от стыда, но что поделаешь! Слезами не поможешь.
– Я жду.
– Я очень волнуюсь, вы понимаете мое состояние. За это время я постарела лет на десять. Видеть несчастье своего ребенка – не знаю, не представляю, что может быть ужаснее, – вытирая слезы, говорила Лидия Константиновна. – Я не пришла бы к вам, если бы не муж. Он на моих глазах высох. Он ночами не спит. Не жалеете меня, пожалейте его! Он, как и я, чувствует себя виноватым. Освободите нас от этой вины! Согласитесь на развод, пусть Ларочка напишет Олегу, что не возражает. Все остальное я сделаю сама. – Она подошла к безмолвно стоявшей Александре Яковлевне, заглянула ей в лицо. – Мы не собираемся отказываться от отцовских обязанностей. Мы с радостью, с удовольствием выполним все, что полагается по закону. Не перебивайте меня! – вскрикнула Лидия Константиновна. – Не надо громких фраз о долге и прочем! Посмотрите правде в глаза! Подумайте о ребенке, о его будущем. В конце концов он ни в чем не виноват.
– Уйдите отсюда, – брезгливо прошептала Александра Яковлевна. – Не гнать же мне вас в шею?
– Милая Александра Яковлевна! – умоляюще воскликнула Лидия Константиновна. – Хотите, я встану перед вами на колени, в прямом смысле этого слова? Вы понимаете, что Олег для меня – все? Что, что вам нужно? Скажите, и я отдам вам последнюю рубашку!.. Это жестоко… Я предупреждала вашу дочь, тогда можно было…
– Уйдите, – сказала Александра Яковлевна, – не надо… Я тоже была против этого брака, но, к сожалению, они меня, как и вас, не спросили. А сейчас не мешайте им.
Лидия Константиновна вышла, хлопнув дверью. Александра Яковлевна с трудом подняла руку, чтобы убрать со лба прядь волос. Она медленно добралась до кровати и легла, не раздеваясь.
Всем своим существом она была против желания дочери вернуть Олега. Ей казалось бессмысленным бороться за невозможное. Но она и виду не подавала.
Изредка заходил Филипп Владимирович, пил по пять стаканов чая, неловко шутил, пробовал их развеселить и сам чуть не плакал. Он был счастлив, когда Лариса давала прочесть ему несколько строчек из нового письма Олега.
На междугородной станции он сидел неподвижно, только вздрагивал, когда звонкий, с нахальным оттенком девичий голосок приглашал кого-нибудь в кабину для переговоров.
– Не волнуйтесь, – шептала Лариса, – не волнуйтесь. Сегодня все обойдется благополучно.
– Вишнякова, кабина номер пять!
Филипп Владимирович вскочил, взял Ларису за руку, довел до кабины. Лариса боялась поднять трубку. Филипп Владимирович распахнул дверцу, прошептал:
– Да говорите же!
Она поднесла трубку к уху и услышала голос Олега:
– Лариса! Лариса!
– Это я! Я! – закричала она. – Олик! Это я!
– Лариса! Лариса!
В трубке выло, пищало, трещало, будто телефон подсоединили к патефонной мембране с тупой иголкой.
– Лариса!
– Это я, Олик, я!
И вдруг наступила тишина. Лариса услышала ясный и отчетливый голос Олега:
– Это ты?
– Я, – сдерживая дыхание, прошептала она. – А как замечательно слышно… Будто ты рядом…
И они долго говорили о хорошей слышимости, о погоде, об увольнении Копытова и о многом другом, что их меньше всего беспокоило.
– Говорите? – резко спросила телефонистка.
– Говорим! Говорим! – крикнули Олег и Лариса и замолчали.
– Ты как живешь? – спросил он.
– Плохо, Олик, – весело ответила она. – Скажи что-нибудь. Скоро нас разъединят.
– Нет, нет, не бойся.
Филипп Владимирович не слышал ни слова из этого разговора, но уже не нервничал. Он машинально раз за разом перечитывал плакат «Пользуйтесь воздушным сообщением, экономьте время!» и никак не мог понять, что же легче приобрести: время или деньги?

* * *

Нетерпение настолько завладело Валентином, что, расспросив прохожих, он сразу направился на шахту искать Василия Кошелева, того самого, о котором неудачно написал Рогов. Дорога оказалась длинной, запутанной, и к шахте Валентин добрался в восьмом часу утра.
В шахтоуправлении было оживленно: собиралась первая смена. Валентин бродил по коридору, рассматривал стенные газеты, «молнии», «крокодилограммы», кое-что записал в блокнот.
У дверей, сгорбившись, сидел дед в голубой телогрейке. Валентин несколько раз прошел мимо, приглядываясь к нему, и спросил:
– Вы Василия Кошелева знаете?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74