одна из них Исходная, другая — Существующая на сегодняшний день. Совершенно не похожие друг на друга. Еще одна закорючка обозначала подготовку к психохирургической операции. Смысл трех следующих значков сводился к тому, что Ребел не нуждается в специальной медицинской помощи. Внизу, где должна была стоять ее фамилия, шла строка обычного шрифта. Ребел прочитала ее дважды, буква за буквой, она хотела убедиться, что здесь нет ошибки:"Собственность компании «Дойче Накасоне GmbH».В душе Ребел диким зверем поднялся гнев. Она стиснула зубы и оскалилась, даже не пытаясь сдержаться. Она радовалась этому гневу. Это был ее союзник, ее единственный друг. Он сотрясал неподвижное тело Ребел, захлестнул его горячей волной животной ярости.И эта ярость поглотила ее целиком, лишив даже собственного "я". Ярость затягивала Ребел в пучину, в темный хаос беспомощности, в мрачную бездну отчаяния, в безмысленность и безымянность, отнимающую лицо, тело и человеческую сущность. Ребел превратилась в демона, который смотрит на движущийся по воздуху сплошной поток людей и плавно уходящие в сторону звезды и ненавидит их всех. Ей хотелось схватить людей, города, звезды, стукнуть с размаху друг о друга и разбить вдребезги, разнести в щепки, она хохотала, а по щекам сбегали слезы безысходности…
* * *
Ребел очнулась и ощутила слабость и подавленность.— Пожалуйста, скажите, который час, — попросила она, и экран послушался.Оказывается, прошло четыре часа.В нишу вошла женщина, худенькая, в зеленой маске и кожаном фартуке с карманом для инструментов, биотехник из низшего персонала. Тихо напевая, она стала приводить в порядок стены. Незнакомка работала методично и самозабвенно, время от времени останавливаясь, чтобы выпрямить согнувшуюся розу.— Эй, подруга, — обратилась к ней Ребел, — сделай мне одолжение.В кровь выделился адреналин, и заторможенность Ребел прошла. Она улыбнулась.— Гм? А! Э… Что такое? — Женщина с видимым усилием оторвалась от работы.— Через пару часов меня выписывают, но никто не позаботился достать мне одежду. Ты не можешь на обратном пути заскочить куда надо и сказать, чтобы мне что-нибудь принесли?Женщина моргнула:— О! Угу… Ну конечно. Разве это не входит в обязанности вашей медсестры?Ребел закатила глаза:— Она видит смысл мироздания в звездах и цель существования в выращивании роз. А всякие пустяки — это не по ее части. Понимаешь, что я хочу сказать?Любой сотрудник больницы, кто в своей работе сталкивался с медсестрами, легко поверил бы словам Ребел.— Ладно. Пожалуйста, я все сделаю.На этом разговор оборвался, и женщина с заметным облегчением возобновила работу. Ее пальцы обрывали засохшие листья и прутики. К тому времени, как она ушла, Ребел была уверена, что обещание забыто.Но через час в палату вошел санитар и безмолвно положил на столик возле кровати накидку.— Мать твою, — негромко выдохнула Ребел.Она твердо решила отсюда вырваться!
* * *
Ребел задремала. Потом проснулась и провела мучительный час в ожидании сестры Мэри Радхи, глазея на проплывающих в вечном полумраке людей. Наконец явилась монахиня. Ее живот грузно нависал над поясом; она была как никогда настроена на высокие материи.— Сестра, тут у контактов отошли провода, — сказала Ребел. — Вы не посмотрите? — Затем, когда пальцы женщины уже были заняты проводами, Ребел добавила:— Знаете, один из ваших пророков написал любопытное стихотворение, оно вертится у меня в голове, но я забыла несколько строчек. Начинается так: «Духовной жаждою томим, в пустыне мрачной я влачился, и шестикрылый серафим на перепутье мне явился». Слышали? А потом… — Ребел прикрыла глаза, как будто припоминая слова. — «Перстами легкими как сон моих зениц коснулся он. Отверзлись вещие зеницы, как у испуганной орлицы. Моих ушей коснулся он…» А дальше не помню.Руки сестры Мэри Радхи перестали двигаться. Долгое мгновение она молчала, застыв на месте. Потом вперилась в бездонное пространство ночи и пробормотала:— Святой Пушкин. — Ее голос набирал силу. — «Моих ушей коснулся он, и их наполнил шум и звон: и внял я неба содроганье, и горний ангелов полет, и гад морских подводный ход, и дольней лозы прозябанье. И он к устам моим приник, и вырвал грешный мой язык…»Монахиня выгнула спину и задрожала в религиозном экстазе. Руки судорожно подергивались. Один из контактов съехал в сторону, и голова Ребел резко повернулась набок. Но паралич не прошел.— Сестра! — мягко позвала Ребел. — Сестра!— А-а-а? — отозвалась монахиня издалека.— Врач просил вас вывести меня из паралича. Вы не забыли? Он сказал, чтобы я вам напомнила.Ребел затаила дыхание. Настала решительная минута: теперь или все, или ничего. Все зависит от того, сколько времени потребуется сестре Мэри Радхе, чтобы вернуться к реальности.— О! — сказала монахиня.Она повертела в руках регулятор и неуверенно переключила две кнопки. Медленно, как во сне, отсоединила контакты. Потом покачала головой и со смутной улыбкой вышла из палаты.Ребел с облегчением вздохнула. Она могла двигаться! Но еще долго она лежала в оцепенении, невидящим взором уставясь в пространство. Воспоминание о собственном отражении в видеоэкране (пусть оно даже было искажено, как в комнате смеха) страхом приковало Ребел к кровати. Наконец она набралась храбрости и осторожно, нерешительно подняла руку к глазам. Затем стала неторопливо поворачивать ее.Рука была цела, мышцы не потеряли подвижности. Нежную, без рубцов, смуглую кожу покрывал легкий пушок из тонких темных волосков. Маленькие пальцы с блестящими розовыми ногтями. Ребел в ужасе села в постели и начала рассматривать свое тело.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91