Полграмма сомы оказалось Ленайне достаточно, что бы позабыть колебанья и страхи.— Здравствуй, Джон, — сказала она с улыбкой и прошла в комнату.Машинально закрыл он дверь и пошел следом. Ленайна села. Наступило длинное молчание.— Ты вроде бы не рад мне, Джон, — сказала наконец Ленайна.— Не рад? — В глазах Джона выразился упрек; он вдруг упал перед ней на колени, благоговейно поцеловал ей руку. — Не рад? О, если бы вы только знали, — прошептал он и, набравшись духу, взглянул ей в лицо. — О восхитительнейшая Ленайна, достойная самого дорогого, что в мире есть. —(Она улыбнулась, обдав его нежностью) — О, вы так совершенны (приоткрыв губы, она стала наклоняться к нему), так совершенны и так несравненны (ближе, ближе); чтобы создать вас, у земных созданий взято все лучшее (еще ближе..) — Дикарь внезапно поднялся с колен — Вот почему, — сказал он, отворачивая лицо, — я хотел сперва совершить что-нибудь… Показать то есть, что достоин вас. То есть я всегда останусь недостоин. Но хоть показать, что не совсем уж… Свершить что-нибудь.— А зачем это необходимо… — начала и не кончила Ленайна. В голосе ее прозвучала раздраженная нотка. Когда наклоняешься, тянешься губами ближе, ближе, а вдруг дуралей партнер вскакивает и ты как бы проваливаешься в пустоту, то поневоле возьмет досада, хотя в крови твоей и циркулирует полграмма сомы.— В Мальпаисе, — путано бормотал Дикарь, — надо принести шкуру горного льва, кугуара. Когда сватаешь ся то есть. Или волчью. В Англии нет львов, — сказала Ленайна почти резко.— Да если б и были, — неожиданно проговорил Дикарь с брезгливым возмущением, — то их бы с вертопланов, наверное, стреляли, газом бы травили. Не так бы я сражался со львом, Ленайна. — Расправив плечи, расхрабрившись, он повернулся к Ленайне и увидел на лице у нее досаду и непонимание. — Я что угодно совершу, — продолжал он в замешательстве, все больше путаясь. — Только прикажите. Среди забав бывают и такие, где нужен тяжкий труд. Но оттого они лишь слаще. Вот и я бы. Прикажи вы только, я полы бы мел.— Но на это существуют пылесосы, — сказала недоуменно Ленайна. —Мести полы нет необходимости.— Необходимости-то нет. Но низменная служба бывает благородно исполнима. Вот и я хотел бы исполнить благородно.— Но раз у нас есть пылесосы…— Не в том же дело.— И есть эпсилон-полукретины, чтобы пылесосить, — продолжала Ленайна, — то зачем это тебе, ну зачем?— Зачем? Но для вас, Ленайна. Чтобы показать вам, что я…— И какое отношение имеют пылесосы ко львам?..— Показать, как сильно…— Или львы к нашей встрече?.. — Она раздражалась все больше.— …как вы мне дороги, Ленайна, — выговорил он с мукой в голосе.Волна радости затопила Ленайну, волна румянца залила ей щеки.— Ты признаешься мне в любви, Джон?— Но мне еще не полагалось признаваться, — вскричал Джон, чуть ли не ломая себе руки. — Прежде следовало… Слушайте, Ленайна, в Мальпаисе влюбленные вступают в брак.— Во что вступают? — Ленайна опять уже начинала сердиться: что это он мелет?— Навсегда. Дают клятву жить вместе навек.— Что за бредовая мысль! — Ленайна не шутя была шокирована.— «Пускай увянет внешняя краса, но обновлять в уме любимый облик быстрей, чем он ветшает» «Троил и Крессида» (акт III, сц 2)

.— Что такое?— И Шекспир ведь учит: «Не развяжи девичьего узла до совершения святых обрядов во всей торжественной их полноте…» «Буря» (акт IV, сцена 1).

— Ради Форда, Джон, говори по-человечески. Я не понимаю ни слова. Сперва пылесосы, теперь узлы. Ты с ума меня хочешь свести. — Она рывком встала и, словно опасаясь, что и сам Джон ускользнет от нее, как ускользает смысл его слов, схватила Джона за руку. — Отвечай мне прямо — нравлюсь я тебе или не нравлюсь?Пауза; чуть слышно он произнес:— Я люблю вас сильней всего на свете.— Тогда почему же молчал, не говорил! — воскликнула она. И так выведена была Ленайна из себя, что острые ноготки ее вонзились Джону в кожу. — Городишь чепуху об узлах, пылесосах и львах. Лишаешь меня радости все эти недели.Она выпустила его руку, отбросила ее сердито от себя.— Если бы ты мне так не нравился, — проговорила она, — я бы страшно на тебя разозлилась.И вдруг обвила его шею, прижалась нежными губами к губам. Настолько сладостен, горяч, электризующ был этот поцелуй, что Джону не могли не вспомниться стереоскопически зримые и осязаемые объятия в «Трех неделях на вертоплане». Воркование блондинки и мычанье негра. Ужас, мерзость… он попытался высвободиться, но Ленайна обняла еще тесней.— Почему ты молчал? — прошептала она, откинув голову и взглянув на него. В глазах ее был ласковый укор.«Ни злобный гений, пламенящий кровь, ни злачный луг, ни темная пещера, — загремел голос поэзии и совести, — ничто не соблазнит меня на блуд и не расплавит моей чести в похоть» «Буря» (акт IV, сц. 1).

. «Ни за что, ни за что», — решил Джон мысленно.— Глупенький, — шептала Ленайна. — Я так тебя хотела. А раз и ты хотел меня, то почему же?..— Но, Ленайна, — начал он; она тут же разомкнула руки, отшагнула от него, и он подумал на минуту, что Ленайна поняла его без слов. Но она расстегнула белый лакированный пояс с кармашками, аккуратно повесила на спинку стула.— Ленайна, — повторил он, предчувствуя недоброе.Она подняла руку к горлу, дернула молнию, распахнув сверху донизу свою белую матроску; тут уж предчувствие сгустилось в непреложность.— Ленайна, что вы делаете!Жжик, жжик! — прозвучало в ответ. Она сбросила брючки клеш и осталась в перламутрово-розовом комби. На груди блестела золотая Т-образная застежка, подарок архипеснослова.«Ибо эти соски, что из решетчатых окошек разят глаза мужчин…» «Тимон Афинский» (акт IV, сц.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69