3).

Вдвойне опасной, вдвойне обольстительной становилась она в ореоле певучих, гремучих, волшебных слов. Нежна, мягка, но как разяща! Вонзается в мозг, пробивает, буравит решимость. «Огонь в крови сжирает, как солому, крепчайшие обеты. Будь воздержней, не то…» «Буря» (акт IV, сц. 1).

Жжик! Округлая розовость комби распалась пополам, как яблоко, разрезанное надвое. Сбрасывающее движенье рук, затем ног — правой, левой —и комби легло безжизненно и смято на пол. В носочках, туфельках и в белой круглой шапочке набекрень Ленайна пошла к Джону.— Милый! Милый мой! Почему же ты раньше молчал! — Она распахнула руки.Но, вместо того чтобы ответить: «Милая!» — и принять ее в объятия, Дикарь в ужасе попятился, замахав на нее, точно отгоняя опасного и напирающего зверя. Четыре попятных шага, и он уперся в стену.— Любимый! — сказала Ленайна и, положив Джону руки на плечи, прижалась к нему.— Обними же меня, — приказала она. — Крепче жми меня, мой кролик. —У нее в распоряжении тоже была поэзия, слова, которые поют, колдуют, бьют в барабаны. — Целуй, — она закрыла глаза, обратила голос в дремотный шепот, — целуй до истомы. Ах, любовь острее…Дикарь схватил ее за руки, оторвал от своих плеч, грубо отстранил, не разжимая хватки.— Ай, мне больно, мне… ой! — Она вдруг замолчала. Страх заставил забыть о боли — открыв глаза, она увидела его лицо; нет, чье-то чужое, бледное, свирепое лицо, перекошенное, дергающееся в необъяснимом, сумасшедшем бешенстве. Оторопело она прошептала:— Но что с тобой, Джон?Он не отвечал, упирая в нее свой исступленный взгляд. Руки, сжимающие ей запястья, дрожали. Он дышал тяжело и неровно. Слабый, чуть различимый, но жуткий, послышался скрежет его зубов.— Да что с тобой? — вскричала она.И словно очнувшись от этого вскрика, он схватил ее за плечи и затряс.— Блудница! Шлюха! Наглая блудница!— Ой, не на-а-адо! — Джон тряс ее, и голос прерывался блеюще.— Шлюха!— Прошу-у те-бя-а-а.— Шлюха мерзкая!— Лучше полгра-а-амма, чем…Дикарь с такой силой оттолкнул ее, что она не удержалась на ногах, упала.— Беги, — крикнул он, грозно высясь над нею. — Прочь с глаз моих, не то убью. — Он сжал кулаки.Ленайна заслонилась рукой.— Умоляю тебя, Джон…— Беги. Скорее!Загораживаясь рукой, устрашенно следя за каждым его движением, она вскочила на ноги и, пригибаясь, прикрывая голову, бросилась в ванную.Дикарь дал ей, убегающей, шлепок, сильный и звонкий, как выстрел.— Ай! — сделала скачок Ленайна.Запершись в ванной от безумца, отдышавшись, она повернулась к зеркалу спиной, взглянула через левое плечо. На жемчужной коже отчетливо алел отпечаток пятерни. Она осторожно потерла алый след.А за стенкой Дикарь мерил шагами комнату под стучащие в ушах барабаны, в такт колдовским словам: «Пичугой малой, золоченой мушкой — и теми откровенно правит похоть, — сумасводяще гремели слова. — Разнузданней хоря во время течки и кобылиц раскормленных ярей. Вот что такое женщины —кентавры, и богова лишь верхняя их часть, а ниже пояса — все дьяволово. Там ад и мрак, там серная геенна смердит, и жжет, и губит. Тьфу, тьфу, тьфу! Дай-ка, друг аптекарь, унцию цибета — очистить воображение» «Король Лир» (акт IV, сц 6)

.— Джон! — донесся робеюще-вкрадчивый голосок из ванной. — Джон!«О сорная трава, как ты прекрасна, и ароматна так, что млеет сердце. На то ль предназначали эту книгу, чтобы великолепные листы носили на себе клеймо „блудница“? Смрад затыкает ноздри небесам…» «Отелло» (акт IV, сц 2)

.Но в ноздрях у Джона еще благоухали духи Ленайны, белела пудра на его куртке, там, где касалось ее бархатистое тело. «Блудница наглая, блудница наглая, — неумолимо стучало в сознании. — Блудница…»— Джон, мне бы одежду мою.Он поднял с пола брючки клеш, комби, матроску.— Открой! — сказал он, толкая ногой дверь.— Нет уж, — испуганно и строптиво ответил голосок.— А как же передать?— В отдушину над дверью.Он протянул туда одежки и снова зашагал смятенно взад вперед по комнате. «Блудница наглая, блудница наглая. Как зудит в них жирнозадый бес любострастия…» «Троил и Крессида» (акт V, сц 2)

— Джон…Он не ответил. «Жирнозадый бес».— Джон…— Что нужно? — угрюмо спросил он.— Мне бы еще мой мальтузианский пояс.Сидя в ванной, Ленайна слушала затем, как он вышагивает за стеной. Сколько еще будет длиться это шаганье? Вот так и ждать, пока ему заблагорассудится уйти? Или, повременив, дав его безумию утихнуть, решиться на бросок из ванной к выходу?Эти ее тревожные раздумья прервал телефонный звонок, раздавшийся в комнате. Шаги прекратились. Голос Джона повел диалог с тишиной.— Алло.— Да.— Да, если не присвоил сам себя.— Говорю же вам — да. Мистер Дикарь вас слушает.— Что? Кто заболел? Конечно, интересует.— Больна серьезно? В тяжелом? Сейчас же буду у нее.— Не дома у себя? А где же она теперь?— О боже! Дайте адрес!— Парк-Лейн, дом три? Три? Спасибо.Стукнула трубка. Торопливые шаги. Хлопнула дверь. Тишина. В самом деле ушел?С бесконечными предосторожностями приоткрыла она дверь на полсантиметра; глянула в щелочку — там пусто; осмелев, открыла дверь пошире и выставила голову; вышла наконец на цыпочках из ванной; с колотящимся сердцем постояла несколько секунд, прислушиваясь; бросилась к наружной двери, открыла, выскользнула, затворила, кинулась бегом. Только в лифте, уносящем ее вниз, почувствовала она себя в безопасности. ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ Умиральница на Парк-Лейн представляла собой домбашню, облицованный лимонного цвета плиткой. Когда Дикарь выходил из вертакси, с крыши взлетела вереница ярко раскрашенных воздушных катафалков и понеслась над парком на запад, к Слаускому крематорию.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69