— Да, Гай Цезарь! — не раздумывая ответил он. — Лепид давно похваляется родством с тобой и метит на твоё место!Марк Лициний просиял. Лепид заплакал, скорчившись на полу и схватившись за живот. «Предатель!» — едва слышно прошептал он.— Стража! — громко крикнул Калигула.На крышу, громко топая ногами, уже спешили преторианцы.— Убейте его! — неистовствовал Гай, брызгая слюной. — Забейте его цепями! Пусть умирает долго!Лепида уволокли. Никто не вспомнил, что в осуждённом на страшную смерть течёт кровь Августа.Гай дрожащей ладонью отёр со лба пот и прошептал, придавая голосу театральные интонации:— Моя семья — гнездо змей! Все только и ждут ужалить меня, пригревшего их на груди!Снова повернувшись к Азиатику, Калигула крепко схватил его за горло.— Знаешь сообщников Лепида?! Говори имена, иначе отправишься следом за ним! — захрипел он.Азиатик испугался. Ради спасения собственной жизни он готов был назвать любое имя. В мозгу, как назло, крутилось лишь одно — имя старого друга!— Луций Кассий Лонгин, — обессилев, пробормотал он.Калигула резко опустил руки.— Кассий хотел моей смерти?! — жалобно спросил он. В зелёных глазах императора показались слезы.Азиатик опустил голову, проклиная себя за слабость.— Лепид и Кассий переписывались, — шепнул он, опасаясь, что император не поверит пустым словам.Гай отвернулся. Азиатик видел, как дрожат поникшие плечи императора.— Милая Друзилла! — в полузабытьи шептал он. — Она предупреждала меня. «Берегись Лепида», — шепнула она, умирая. Или: «Берегись Кассия»?!. Которого из двух мужей имела в виду она? Не помню…Калигула обречённо прикрыл глаза и тихо застонал. Он заставлял себя вспомнить последние слова Друзиллы. О ком говорила она? О Кассии или о Лепиде? В памяти возникло лицо покойной сестры — бледное, худое, измождённое болезнью, жалкое и прекрасное. Не имеет значения, кого она имела в виду. Друзилла не успела сказать перед смертью самого главного: что она любит Гая.Кассий… Лепид… Оба виновны хотя бы в том, что были мужьями Друзиллы. Лепид только по имени, Кассий спал с нею. Оба имели причину ненавидеть Калигулу: безумная ревность, обида и оскорбление. Гай ничуть не усомнился в том, что Кассий и Лепид — сообщники. Их имена были крепко связаны в рассудке Гая с образом Друзиллы.— Херея! — позвал он преторианского трибуна. В последние годы Калигула поручал старому солдату с тонким голосом самые ответственные дела. Знал: Херея, давший клятву верности, не подведёт его.— Слушаю, Гай Цезарь! — обветренное лицо Хереи выражало невозмутимую преданность.Порою Гай задумывался: есть ли у старого трибуна мысли? Херея напоминал ему машину, предназначенную для исполнения приказов, подобно тому, как существуют машины для метания камней в противника, или для смены декораций в театральных представлениях. «Только в машине под именем Кассий Херея имеется небольшая недоработка: плохо налаженный голос!» — потешался он.— Возьмёшь столько солдат, сколько понадобится, и отправишься в Эфес! — приказал Калигула. Он постарался взять себя в руки и придать лицу выражение насмешливого равнодушия. Но широко раскрытые глаза выдавали смятение Гая. — Я приказываю тебе казнить наместника Азии, Луция Кассия Лонгина. Письма и бумаги, которые обнаружишь, привезёшь в Рим и передашь мне лично в руки.— Как прикажешь, цезарь! — Херея, делая чёткий поворот, громко топнул правой ногой. Никакая эмоция не отразилась на рубцованном лице солдата. Он потерял умение удивляться.— Немедленно! — крикнул вдогонку Гай.Херея послушно ускорил шаг.Калигула вытер слезы и повернулся к Лицинию. Обнял старого патриция и звучно расцеловал его в обе щеки.— Ты спас мне жизнь! — проговорил он с напускной взволнованностью. — Я велю сенаторам — сколько их ещё осталось? — присудить тебе дубовый венок за доблесть!Марк Лициний склонился к руке Калигулы и преданно поцеловал перстень.— Говори, чего желаешь? — великодушно предложил император. — Обещаю исполнить любую твою просьбу.«Он, несомненно, попытается выклянчить денег. Какая скука!» — высокомерно зевнул Гай.Лициний опасливо оглянулся, ища поддержки. Он намеревался попросить императора о том, что пугало его самого. Разумнее всего — промолчать. Лициний понимал это. Но гордость римлянина, ещё не до конца вытравленная лестью или страхом по отношению к императорам, заставляла его говорить.— Божественный Гай! — голос Лициния дрожал не то от страха, не то от затаённых слез. — Позволь мне попросить тебя о том, что принесёт счастье не только мне — всему Риму! Будь милосердным к народу, любящему в тебе своего правителя и сына Германика!Калигула оскорблённо передёрнулся.— Разве я не милосерден, Лициний? — угрожающе прижмурился он.Лициний молчал, испуганный своей же храбростью. Калигула заложил руки за спину, чтобы не надавать наглецу оплеух, и обошёл вокруг патриция.— Я слишком добр! И докажу мою доброту! — Гай приблизился вплотную к Лицинию и шепун ему в лицо: — Я мог бы убить тебя за дерзость, но оставлю в живых в благодарность за то, что ты разоблачил заговор Лепида! Это ли не милосердие? Более того: я намерен оказать тебе благодеяние. Какое? Узнаешь через несколько дней.Калигула высокомерно усмехнулся и повёл сверху вниз ладонью, отпуская Лициния. Старик, мелко кланяясь, убрался подальше от императора. Когда он повернулся спиной, Гай скорчил злобную рожу ему вслед.— Юлий Луп, — негромко обратился он к молодому центуриону. — Ты знаешь этого Лициния? У него есть жена, дочь?— Да, цезарь, — шёпотом ответил Луп. — Я наслышан о Марке Лицинии. Говорят, он имеет двух взрослых сыновей от первого брака.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125