Гай Кассий Лонгин стянул с плеча тогу, тщательно уложенную ровными складками, и подал её императору, оставшись в шерстяной тунике.Гай невозмутимо набросил тогу Лонгина на Инцитата и дважды обернул её вокруг лошадиной шеи.— Наконец в Сенате появится преданный мне член! — удовлетворённо воскликнул он. — Кричите: слава благородному Инцитату!Плебеи, наблюдавшие со стороны, хохотали и потешались. Кто-то из сенаторов открыл рот, чтобы промямлить веленную фразу, но соседи зашипели на него.— На следующий год я назначу моего жеребца вторым консулом. Первым буду я сам, — насмешливо продолжал Гай. — Вам придётся начинать государственные бумаги словами: «В год консульства Гая Цезаря и Инцитата…»Насмеявшись вволю, Калигула посерьёзнел и выровнялся.— Пришло время моего триумфа! — объявил он и щёлкнул пальцами правой руки.Центурионы, накануне получившие подробные указания, ждали этого знака. Раздались быстрые короткие приказы и легионеры, обнажив короткие мечи, окружили сенаторов. Угрозами и несильными уколами солдаты заставили их бежать по улицам.Гай осадил коня около носилок Цезонии. Протянул ей руку. Опершись о запястье Калигулы, она взобралась на Инцитата с лёгкостью, удивительной для женщины, родившей несколько недель назад. Гай обхватил её за талию правой рукой, перебросив поводья в левую.— У меня страшное лицо? — спросил он, скорчив рожу.— Нет, — ответила Цезония, предварительно убедившись, что в глазах Калигулы искрится веселье.— А теперь? — он нахмурился ещё сильнее.— Теперь — да! — кивнула она.Гай сжал коленями лошадиные бока и поскакал за бегущими сенаторами. Их широкие тоги развевались на ветру, соскальзывали, тащились по грязи, превращались в жалкие отрепья. Мелькали подошвы особых патрицианских башмаков, которые запрещено носить плебеям. Лица, старые и молодые, исказились страхом. Бежал в толпе сенаторов Луций Анней Сенека, прославленный философ. Бежал Гай Пассиен Крисп, оратор и возлюбленный императорской сестры. Задыхаясь и ежеминутно оборачиваясь, семенил Гай Кассий Лонгин, чья тога болталась на шее Инцитата. Бежал, посмеиваясь про себя, Марк Эмилий Лепид, правнук Августа. Он думал, что у императора сегодня появилось триста новых врагов, а у него — триста новых сторонников.Цезония крепко прижалась спиною к груди Калигулы.— Наверное, они втихомолку осыпают тебя проклятиями, — шепнула она, повернувшись к Гаю в профиль.Он равнодушно пожал плечами:— Ну и пусть. Лишь бы боялись.— Только бы они не надумали отомстить!.. — простонала она. — Гай Юлий Цезарь был убит в Сенате…— Не бойся! Я знаю секрет власти. Армия должна держать в страхе Сенат и народ. Горстка вооружённых солдат опаснее, чем стотысячная толпа безоружной черни! Этому научил меня Макрон.Спохватившись, Калигула поморщился. К чему было вспоминать Макрона? Император, чьи предки сотню лет правят Римом, ни у кого не обязан учиться. Он знает все божественным внушением.— И все же, ты должен убить их прежде, чем они догадаются проделать это с тобой! — убеждённо проговорила Цезония и кивнула в сторону сенаторов. Она не боялась, что кто-то услышит её. Топот сотен ног, уличный шум, улюлюканье, вой и цокот копыт перекрывали её голос, донося опасные слова только до ушей Гая.— О! У меня большие планы по этому поводу! — рассмеялся он.С каждым днём Цезония все сильнее восхищала Калигулу. «Такая, какая мне нужна!» — удовлетворённо думал он.Униженные сенаторы бежали перед конём Калигулы, подгоняемые легионерами. Точно так бегут варвары, пленённые и закованные в цепи, перед колесницей триумфатора. Казалось, император объявил войну империи.Устав гонять сенаторов по кривым римским улицам, Гай остановил коня около дома Луция Апрония Цезиана, который в том году исполнял обязанности консула.Раб, заросший длинными спутанными волосами и бородой, сидел на цепи около ворот. Апроний был из тех патрициев, которые в виде изысканной шутки вместо сторожевых собак держат рабов с устрашающей внешностью.Завидев гостей, раб зарычал и оскалился, как пёс. Калигула обрадованно заявил Цезонии:— У меня на примете имеется сенатор, которого я хочу посадить на цепь у входа в Палатинский дворец. Он поклялся, что будет всеми силами охранять мою жизнь.Цезония одобрительно засмеялась. Не слезая с лошади, Гай заглянул в зарешеченное смотровое окошко.— Апроний! — громко позвал он. — Выходи! Хочу поговорить с тобой.В доме консула поднялась суматоха. Узнав о прибытии цезаря, Луций Апроний поспешил навстречу. Пока два раба на ходу облачали его в тогу, он отдавал приказы: стереть пыль со статуй, принести вина, усыпать пол лепестками. И не скупился на угрозы нерадивым рабам.— Гай Цезарь! — с неправдоподобно большим радушием воскликнул он, широко распахнув ворота и подбегая к Калигуле. — Какая великая честь!Красивая молодая рабыня уже несла на подносе серебрянный кубок с вином.— Отведай вина! — Апроний суетливо крутился около коня. — Не желаешь ли отдохнуть в моем доме?— Не желаю, — грубо ответил Гай и потянулся к вину. Взял кубок, понюхал, брезгливо поморщился и выбросил его на улицу. Вино расплескалось по земле. Кубок со звоном покатился по булыжникам, попав под копыта ослу, нагруженному хворостом.— Твоё вино — мерзость! — брезгливо заявил он.Апроний сердито замахнулся на рабыню:— Дрянь, как ты посмела подать императору мерзость?! — и сладко заулыбался, поворачиваясь к Калигуле. — Пройди в атриум, Гай Цезарь, и позволь мне угостить тебя вином получше, чем это!Калигула приосанился.— Я не пить вино пришёл к тебе, Апроний! — строго произнёс он. — А поговорить о государственных делах!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125