Он умрёт от голода и холода, или кто-то подберёт его, чтобы сделать рабом? Домиция подавила жалобный всхлип. «Если брат велит унести ребёнка, я упрошу Пассиена Криспа подобрать его и воспитать как сына!» — решила она.Агенобарб подтолкнул локтем задумавшуюся сестру.— Я не могу наклониться, — проговорил он. — Подай мне ребёнка.Домиция поспешно наклонилась и подняла маленькое дрожащее тельце. Прижала к груди, не обращая внимания на то, что на светлой шёлковой столе остаются красно-коричневые пятна. Улыбнулась умилённо, ища в новорождённом фамильные черты. Ведь она тоже была матерью. И больше всего на свете любила дочь, Валерию Мессалину.Агенобарб резким движение поднял младенца над головой.— Вот мой сын! — во всеуслышание заявил он.— Славься, Домиций Агенобарб! — облегчённо вздохнули посетители. Только что притихшие, теперь они шумно радовались.Рабы вешали на дверь и окна гирлянды и венки из вечнозелёного плюща и искусственных цветов. К обеду весь город известился о том, что в доме бывшего консула Гнея Домиция Агенобарба родился сын.
* * * На девятый день новорождённому торжественно нарекают имя и приносят очистительную жертву за его благополучие.С утра дом Агенобарба заполнился гостями. Хозяин восседал на переносном кресле, которое таскали по атриуму четыре полуголых раба. Ходить самостоятельно он был уже не в силах. Ребёнок лежал в плетёной колыбели, завёрнутый в пелёнки, вышитые по краям золотыми нитями. Пышногрудая кормилица Эклога, краснея от гордости, покачивала его. Порою рядом с колыбелью останавливалась молодая мать. Агриппина по-прежнему смотрела на сына с удивлением. Неужели она родила это существо, непрестанно кричащее, голодное и пачкающее пелёнки? Агриппина мысленно укоряла себя за бесчувственность и старалась вызвать в сердце положенную материнскую любовь. Лишь узнав, что Агенобарб долго не хотел поднимать сына, она испугалась за него. Постепенно, не сразу молодая женщина училась быть матерью.После родов Агриппина немного располнела. Грудь и бедра стали соблазнительно округлыми. Худая угловатая девочка превратилась в статную молодую красавицу, привлекательную для мужских глаз. Лицом и фигурой она все сильнее напоминала мать.Гости приносили маленькому Домицию подарки: янтарные камушки — на счастье; волчий зуб — чтобы безболезненно прорезались зубки; маленький золотой меч и топорик — для защиты; кораллы — чтобы отпугивать чудовищ-ламий, ночами сосущих кровь мальчиков.Преторианцы визгливо задули в трубы. В атриум вошёл император, дядя новорождённого.— Покажи мне младенца, сестра! — громко, радостно крикнул Калигула.Агриппина подхватила плетёную колыбель и поднесла брату. Гай Цезарь двумя пальцами приподнял вышитую пелёнку и с любопытством всмотрелся в лицо мальчика.— Наша кровь! — удовлетворённо заявил он. — Как назвали?Агриппина не успела ответить. Агенобарб жестом велел рабам подтащить кресло поближе к императору и вмешался в разговор:— Мы ещё не успели дать имя.— Может быть, ты, Гай, наречёшь нашего сына? — просительно улыбнулась Агриппина.— Это — великая честь! — поспешно затряс отвисшим подбородком Агенобарб.Калигула задумался. Поскрёб длинным ногтем затылок. И улыбнулся, заметив дядю Клавдия, жмущегося у стены позади гостей. Клавдий явился одним из первых. Поднёс в подарок новорождённому золотой амулет — две руки, скреплённые в пожатии. Гости, пришедшие позже, равнодушно оттеснили Клавдия. Он заискивающе улыбался, когда его небрежно толкали или наступали на ногу. Личное имя Клавдия было Тиберий.— Назови ребёнка Тиберием! — злорадно улыбаясь, предложил Калигула. — В честь нашего почтённого дяди — Тиберия Клавдия Друза!Клавдий расплылся в довольной улыбке. Наконец-то племянники выказывают ему положенное уважение!Агриппина искоса глянула на Калигулу.— Перестань издеваться, брат, — раздражённо попросила она. — Никогда я не назову сына в честь дяди — всеобщего посмешища!Она говорила достаточно громко. Если Клавдий и не слышал нелестных слов племянницы, то слышали другие, стоящие ближе. И донесли из злорадства Клавдию. Он смутился и вжал седеющую голову в плечи.Калигула наслаждался замешательством сестры. Ещё сильнее — замешательством Клавдия. Император обнял сестру за плечи и, гадко ухмыляясь, зашептал ей в ухо:— Напрасно ты считаешь дядю дураком! Посмотри, как он старается прослыть умным! Даже в гости ходит с сочинениями древних историков. Они служат Клавдию, чтобы прикрываться от обглоданных костей, которые все швыряют в него.Агриппина посмотрела на брата с печальной иронией. Она надеялась, что император предложит назвать младенца своим именем. Гай! Именно так звали Пассиена Криспа. Агриппина родила сына не от любовника. Потому и желала хотя бы назвать его в честь того, о ком мечтала лунной мартовской ночью в объятиях Агенобарба.— Я решил дать сыну имя Луций, — заявил Агенобарб. — Отца моего звали Луций. Деда — Гней. Прадеда — Луций. Прапрадеда — Гней… — загибая толстые пальцы, он увлечённо пересчитывал меднобородых предков. Все они звались однообразно: или Луциями, или Гнеями.— Пусть будет Луций, — Агриппина устало махнула рукой. Она склонилась над колыбелью и заботливо поправила ожерелье, повешенное на шейку ребёнка: мелкие золотые амулеты от сглаза, болезней и порчи.— А я сказал — Тиберий! — капризно надулся Калигула.Молчаливая Юлия Друзилла ласково коснулась его руки.— Гай! Позволь родителям назвать младенца так, как они желают, — попросила она.Калигула притянул к губам тонкие пальцы Друзиллы и поцеловал их с неповторимой нежностью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125