И тут наступил момент, когда я не выдержал. – Конор надолго замолчал, потом прошептал: – Я сказал ему правду…
Конор поднял голову и посмотрел на жену.
Но Оливии казалось, что он смотрит сквозь нее.
– Так вот, Делемер громко рассмеялся, когда я рассказывал ему, где оружие. Он очень долго смеялся. Сообщил мне, что все это – всего лишь шутка, понимаешь? Оказалось, что они давно уже знали, где находится оружие. И они уже забрали его. Адам, как сказал мне Делемер, был более сговорчивым, чем я. Чтобы сломить его, понадобилось всего два дня.
Внезапно он выпрямился и с такой силой ударил ладонью по столику возле кресла, что Оливия в испуге подскочила.
– Они лишили меня всего! – закричал Конор – Всего, во что я верил. Они разрушили меня, и теперь я себя презираю. Они сделали меня предателем. Я пытался бороться. Господи, я пытался… Но оказалось, что они… Просто ради шутки.
Он с силой оттолкнул от себя столик, так что тот проехал по комнате и врезался в стену.
– Делемеру не было дела до оружия. Он просто хотел сломить меня – чтобы доказать, что может это сделать. И самое ужасное, что этот ублюдок не сдержал своего обещания. Он не убил меня.
Шумно выдохнув, Конор откинулся на спинку кресла.
– Делемер умер той же ночью. Вспыхнул бунт, некоторым заключенным удалось бежать, и один из них прикончил Делемера. Об этом, как и о пытках заключенных, узнал премьер-министр Гладстон. Поднялся крик и шум. Люди вышли на улицы, они протестовали, устраивали беспорядки, требовали освобождения заключенных – фениев. Прошел примерно год, и я, очевидно, попал под амнистию вместе с некоторыми другими заключенными. Но для Адама уже было слишком поздно. Сразу после конфискации винтовок стало известно, что он выдал тайники, и Совет фениев поручил одному из наших людей казнить его. Его закололи в тюремном дворе за неделю до убийства Делемера. Чертовски жаль, что они не поступили так же со мной.
На лице Конора появилось такое же выражение, как в ту ночь, когда он напился.
– Люди знали, что со мной произошло, но никто не знал, что я рассказал Делемеру о винтовках. Друзья пожимали мне руку, похлопывали по спине, угощали выпивкой. «Ты все выдержал, ты – герой». Они пили за мое здоровье и хвалили меня, они гордились знакомством со мной. О Боже, гордились! А рассказать им правду я не смог. Но мне было невыносимо стыдно, ведь я знал, что не заслуживаю их похвал. Вот почему я и уехал в Америку. Вот почему я не могу вернуться домой. Я вовсе не герой, а лицемер. И еще – трус.
Оливия чувствовала, как он ненавидит себя и стыдится, и она проговорила:
– Ты поступил так же, как поступил бы любой другой на твоем месте.
– Нет. Там были люди сильнее меня. Мужчины, которые перенесли больше страданий, чем я. У них было больше мужества. Такие люди, как Шон. – Он наклонился и снова спрятал лицо в ладонях. – И почему Делемер просто не убил меня?
Оливия не знала, что сказать. И не знала, какими словами утешить его. Но все же решила попытаться. Поднявшись, она медленно приблизилась к мужу и проговорила:
– Конор, послушай меня. Будь ты трусом, тебя сейчас здесь не было бы. Трус уже давно покончил бы жизнь самоубийством.
Он не смотрел на нее. Сидел, повесив голову, уставившись в пол. Она даже не знала, слышит ли он ее, но продолжала:
– Конор, я не знаю, что такое настоящее мужество. Но мне кажется, это способность вытерпеть. Может, с моей стороны эгоистично радоваться тому, что те люди не убили тебя и не избавили от боли, но я рада. У тебя хватило мужества вынести все, и я счастлива. Очень счастлива. – Она сделала еще шаг и встала прямо перед ним. – Я люблю тебя, Конор.
Он замер в своем кресле. Он все еще не смотрел на нее.
– Это очень странная любовь, – проговорил он с усталостью в голосе. – Потому что я совершенно никчемный человек. У меня ничего не осталось. Они забрали у меня все. У меня ничего не осталось. Ничего, во что можно верить.
Оливия протянула к нему руку и провела ладонью по щеке. Он вздрогнул, но не отклонился, и это вселило в нее надежду. Очень медленно и очень осторожно она опустилась в кресло меж его колен. Повернувшись к нему, прошептала:
– Тогда держись за меня. Пусть ты не веришь в себя, зато я в тебя верю. Я буду твоим якорем. Держись за меня.
Он судорожно сглотнул и отвернулся от нее. Она подумала, что он снова спрячется за своей стеной. Но тут он вдруг крепко обнял ее и прижал к себе. Он сжимал, ее так крепко, словно она действительно была его якорем в бушующем море. Оливия чувствовала, как дрожит его мускулистое тело. Она гладила его по волосам, и ей казалось, что она чувствует, как душевная боль выходит из него, покидает его. Она старалась заменить его страдания своей любовью и молилась о том, чтобы ее любви оказалось достаточно.
Глава 29
В какой-то момент Конор понял, что жена уснула. Прислушиваясь к ее тихому ровному дыханию, он говорил себе: «Нет, это невозможно. Она не может любить меня. Но выходит, что все-таки любит».
Да, она любила его, хотя в это трудно было поверить, и еще труднее было довериться ее любви.
Раньше он никому не рассказывал про Маунтджой. Ей он поведал свою историю для того, чтобы отвратить ее от себя, показать ей, какой он на самом деле. Но он ее не отвратил. Она узнала, какой он, и это ее не разочаровало. Она сказала, чтобы он держался за нее. Он так и сделал. Потом она отвела его обратно в постель и заснула с ним рядом.
Он посмотрел на маленькую руку, лежащую на его груди. Было ясно: она доверяла ему. Даже после того как видела его, терзаемого ночными кошмарами. Но как она может ему доверять? Как может любить его после того, что он рассказал ей?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86