И меньше всего свое тело. Я не могла дать хоть какую-то часть себя, во мне не было любви. Я была его сиделкой поневоле, ничем больше, и наше взаимное озлобление стало настоящим кошмаром. И к моему кошмару прибавляется чувство вины, потому что… – Она глубоко вздохнула. Слезы стояли у нее в глазах, и она сказала, всхлипнув: – Потому что в конце, мне кажется, он меня полюбил. О Боже. – Кристи обхватил ее, и она зарыдала у него на груди, словно сердце у нее разрывалось. – Я думаю, он любил; он никогда не говорил, но я так думаю… о, Кристи…
– Ш-ш-ш, – успокаивал он ее, крепко держа и укачивая, как ребенка.
Спустя некоторое время она успокоилась: перестала плакать и платком вытерла щеки.
– Я до сих пор никогда не признавалась в этом даже самой себе. Я пыталась не верить в это. Теперь все стало еще хуже.
– Нет, Энни, это не так. Если жизнь Джеффри стала невыносимой, то любовь к тебе была его единственной отрадой. Разве это не счастье? Это, должно быть, была безнадежная любовь, может быть, даже мучительная, но все равно любовь – это всегда утешение. Ты должна быть благодарна за это. И рада за Джеффри. Не надо горевать.
Энни повернулась в его руках и обняла его.
– Я люблю тебя, Кристи, – сказала она. Слезы вернулись – он слышал их в ее голосе, когда она прижалась лицом к его шее. Но ее открытый рот жаром опалял его кожу, а ее руки торопливо расстегивали пуговицы сорочки.
– Люби меня.
Ее груди были обнажены, дернув за пояс, она стащила с него халат и легла на него сверху. На него пахнуло сухим жаром, и он понял, что их страсть стала непредсказуемой и вышла из-под его власти. «Боже, помоги мне», – машинально, но неискренне молился он: ему не нужна была помощь. Ему нужна была только Энни.
Она положила его руки себе на грудь. Он целовал ее, продолжая ласки. Ее тело изогнулось над ним как лук, но ему пришлось остановиться, когда она мягко обхватила и сжала его бедрами, ощутив несомненные признаки его возбуждения.
– Боже, – выдавил он сквозь зубы, а она откинула голову и засмеялась чувственным, несдержанным смехом. Это освободило Кристи от последних барьеров, он бросился к ней, желая прижать ее к сердцу, переполненному любовью.
Но Энни вывернулась из его объятий. Скользя вниз по его телу, она принялась ласкать его своими волосами, мягко поводя шелковистыми прядями взад-вперед по его коже. Склонившись над ним, она завела руки ему под ягодицы. Возбуждающая ласка волосами становилась все интимней и восхитительней, теперь она терлась об него губами и щеками, тихо постанывая от удовольствия. Он издал сдавленный звук, когда почувствовал, как ее язык обвел самое чувствительное место. Она взяла его в рот, и он обхватил ее коленями, все его тело содрогалось от ошеломляющих чувств.
– Энни, – простонал он. – О Господи… Энни…
Она подняла лицо, ее глаза сияли любовью и сознанием силы.
– Здесь нет греха, – прошептала она. – Ты думаешь, это не так?
Все, что он мог сделать, это потрясти головой. Она опять засмеялась нежным чистым смехом, и на этот раз он тоже рассмеялся. Она сложила ладони трубочкой и принялась ласкать его, пока не довела до изнеможения.
Он сел и поднял ее так, что она оказалась на коленях, обхватив его бедра. Они целовались, пока она вела его за собой в теплую щелку между ног. Она ахнула, ощутив его силу, и это распалило его еще больше, ему хотелось вознести ее еще выше, довести до безумия. Заставив ее откинуть голову, он прошел поцелуями от шеи до грудей и вошел глубоко, глубоко внутрь ее, покусывая зубами твердые маленькие соски, заставив ее закричать. В его руках она чувствовала себя жидким пламенем, жгучим и ласкающим, поглощающим и творящим.
Крепко держа, он повалил ее на спину. Близилась вершина. Он сжал зубы и замедлил ритм, в котором притирались друг к другу их тела. Он бормотал ее имя, целуя ее снова и снова, теряя себя в слепом чувстве, столь близком к взрыву. И вот ее гладкие бедра медленно сомкнулись вокруг него. Ее голова запрокинулась. Как голодающий, он пожирал глазами лицо любимой в пароксизме блаженства. Она не издавала звуков, кроме тихого ворчания в глубине горла, но ее зубы оскалились в гримасе, как от боли, а голова судорожно металась на подушке. Давать ей такое наслаждение казалось чудом, он бы поблагодарил за это Бога, но глубоко охватившая его мягкая женская плоть не давала думать ни о чем, кроме наслаждения плоти. Прижав ее к груди, он ритмично двигался, попав в ее медленный, обманчиво терпеливый ритм, стараясь не повредить ей, но не в силах остановиться, пока не почувствовал себя опустошенным.
Когда все кончилось, сначала он не мог говорить, только обнимал ее. Ее глаза были закрыты. Слезы на ее ресницах не удивили его: у него самого ничего подобного раньше не было.
– Любовь моя, – наконец выговорил Кристи. – Прекрасная Энни, я люблю тебя.
– Я люблю тебя, – прошептала она. – О, Кристи, как сильно я тебя люблю! Так сильно, что даже страшно делается.
– Почему, дорогая?
– Потому что я не знаю, что могло бы заставить меня почувствовать это, кроме Бога. Это сверхъестественно. – Она тяжело, трагически вздохнула. – Может быть, мне придется обратиться в веру.
***
– Я чувствую себя виноватой.
Энни остановилась на берегу реки, в тени обнаженных ветвей бука, в сереющем свете раннего утра. Иней сверкал на жухлой зимней траве, над рекой клубился молочно-белый туман. Кристи поднял полу пальто и накрыл ее, согревая теплом своего тела.
– Почему, любовь моя? – спросил он.
– Потому что ты должен сейчас идти домой и все утро беспокоиться о миссис Уйди, а потом ехать в Мэрсхед уже не помню зачем…
– Встретиться с дьяконом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111