Они перевернулись на бок вместе; она держала его, пока он плакал у нее на груди.
Когда он успокоился, единственным звуком в темной комнате остался стук дождя в окно. «Я должна чувствовать что-то еще, – подумала Энни. – Кроме этого холода». По крайней мере. Бог Кристи будет теперь доволен, потому что она получила, что заслужила. После стольких лет холодности и отказа оскверняющая болезнь Джеффри должна стать ее наказанием. Теперь все кончилось, ее последняя надежда ушла. Так почему же она ничего не чувствует?
Тело Джеффри начал сотрясать озноб. Он заставил ее сесть, пытаясь застегнуть ее одежду и допустить юбки на ноги. Она сидела неподвижно, погрузившись в оцепенение, пока он убирал спутанные волосы с ее лица своими дрожащими пальцами, нежными, почти любящими. Он застонал, поднимаясь на ноги. Ее шаль лежала на столе, он принес ее вместе с графином шерри и ее недопитым стаканом и укутал плечи Энни. Потом он предложил ей шерри. Ее тошнило, она отрицательно покачала головой. Он допил, что было в стакане, потом налил еще один.
– Знаешь, ты не сможешь подхватить это.
Она тупо уставилась на него. На его щеках горел лихорадочный румянец, он держал стакан двумя руками, чтобы не уронить его.
– Что?
– Ты не сможешь подцепить от меня заразу. – Зубы у него стучали. – Я больше не заразен, я прошел… я прошел… эту стадию. – Должно быть, он увидел недоверие в ее лице. – Это правда. Клянусь. Если ты мне не веришь, спроси военного врача, который вышвырнул меня из Фарэма.
Она прислонилась спиной к стене в надежде почувствовать облегчение, но так и не ощутила ничего. Странное онемение не проходило.
Джеффри поставил стакан на пол и взял ее за руку. Его рука так дрожала, что Энни накрыла ее своей рукой и крепко сжала. Он на это улыбнулся и посмотрел вниз на их соединенные руки.
– Итак, ты любишь Кристи? Любишь? Ты можешь мне сказать.
Она прошептала:
– Я люблю его. Извини. Мы думали, ты умер.
Он медленно и глубоко вздохнул. В его голосе была только кротость, когда он сказал:
– Я умираю. Доктор сказал, еще год или два, но получится меньше. Гораздо меньше.
Она прошептала:
– О Боже, – прямо как на молитве. Он наклонил голову и тихонько поцеловал ее левую руку, потом правую. Он прижался щекой к ее ладони. Она хотела погладить его волосы, но он подался назад прежде, чем она успела дотронуться до него, и поднялся на ноги, снова застонав.
– Не уходи.
Он обернулся в дверях. Они поглядели друг на друга в изумлении, как будто не могли поверить в то, что она сказала. Джеффри положил руку на сердце и отвесил ей короткий шаткий поклон.
– Благодарю тебя за это, дорогая, – сказал он, словно подражая своей старой ироничной манере речи. – Ты знаешь, это намного все упрощает.
После его ухода она закрыла глаза, прислушалась к шуму дождя. Странная отрешенность усиливалась, она отдалась ей на время; в голове у нее шумело, но это был ровный безболезненный гул. Ее тело болело, но даже эта боль проникала как сквозь вату, толстым слоем защищавшую ее от действительности.
Это продолжалось недолго. «Ты знаешь, – сказал он, – это намного все упрощает». Наконец этих слов стал проникать сквозь защитную оболочку.
Намного все упрощает. Намного. О Господи.
Она поднялась слишком быстро; ей пришлось опереться на подоконник, пока не прошло головокружение. Ощупав голову, она нашла шишку на затылке, вскочившую от удара о стену. Ничего серьезного, просто шишка, но ей потребовалось схватиться за стол, чтобы пересечь комнату, а потом за перила, чтобы спуститься по узкой служебной лестнице на второй этаж.
Его не было в комнате. Она встретила Вайолет на площадке первого этажа.
– Где он? – спросила Энни. Служанка тупо уставилась на нее. – Мой муж, где он? Вы его видели?
– Я видела, он вышел. Взял ружье, пошел охотиться.
– Охотиться!
– Странно, да? Дождь идет, и вообще…
Выругавшись, Энни протиснулась мимо нее и побежала по ступенькам. В прихожей она крикнула наверх:
– Каким путем он пошел? В какую дверь? – И Вайолет, вытаращив глаза, показала на парадную, редко используемую дверь за спиной у Энни.
Снаружи ливень превратился в моросящий дождик. Река протекала бурным потоком под каменной аркой моста, шум воды заглушал все другие звуки. Джеффри нигде не было. Она позвала его, но только раз: рев реки делал ее голос беззвучным, как шепот. Подобрав юбки, Энни побежала к конюшне.
Сквозь мелкий дождь она увидела Колли Хоррокса, бежавшего через конюшенный двор по направлению к ней, кутаясь в плащ. Увидев ее, он удивился и поднес было руку к полям шляпы, когда звук выстрела заставил его подпрыгнуть. Энни не вскрикнула. Колли повернулся, вглядываясь в темный зловещий проем двери, ведущей в конюшню. Она подбежала к нему раньше, чем он сдвинулся с места.
– Приведите Уильяма! Пойдите и приведите его! – закричала Энни ему в лицо.
Потрясенный конюх, не говоря ни слова, развернулся и помчался к дому.
В дальнем конце конюшенного прохода горела лампа. От страшного предчувствия у Энни больно заколотилось сердце, ее кожа похолодела от страха, но она делала шаг за шагом и заставила себя пройти все стойла до последнего, где содержался Дьявол. Когда она приблизилась, с пола, покрытого соломой, поднялась тень. Дикий ужас заморозил крик в ее горле.
Джеффри задрожал, когда увидел ее. Он бросил ружье и вытащил из-за пояса пистолет. Позади него, не дыша, лежал на боку черный жеребец, в черепе у него была кровавая дыра.
Ее залихорадило от испуга и облегчения.
– Боже милостивый. Джеффри, что ты наделал?
Она шагнула к нему, дошла до деревянной двери, которая их разделяла.
– Не подходи ближе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111