Ее взгляд, спустившись ниже, наткнулся на залитую кровью рубашку.
– Твоя рука!
Присцилла была поражена. Неужели страсть заставила Брендона забыть о такой ране? Она вцепилась в рукав и рванула его, разорвав пополам.
– Это кажется страшнее, чем есть на самом деле. – Брендон устало улыбнулся. – Кровотечение небольшое, оно очистит рану. Впрочем, если ты пожертвуешь еще кусок оборки, можно поискать воду и промыть все это.
– Да-да, конечно.
Когда рану промыли и перевязали, Брендон посадил Присциллу перед собой на спину вороного.
– Нужно вернуться к фургону и посмотреть, что еще можно спасти из твоих вещей. До ранчо придется добираться верхом, тем же манером, что и сейчас. Ничего, справимся.
– Конечно, справимся. – Девушка отвела взгляд. Брендон справлялся со всем, за что брался, и она не сомневалась: до ранчо они доберутся. Однако это уже не казалось ей ни важным, ни заманчивым.
– Сегодня я убила человека, – вдруг сказала Присцилла. Она сидела у догорающего костра, крутя в руках ветку и не сводя с нее глаз.
– Я знаю, – мягко ответил Брендон. – Я видел его тело, когда возвращался к фургону.
– Я выстрелила ему прямо в лицо.
– Забудь об этом и не мучайся угрызениями совести. Брендон расположился по другую сторону от костра (чтобы быть подальше от нее) и курил тонкую сигару – из тех, что нашел на месте недолгого пребывания индейцев. Очевидно, это была часть добра, награбленного ими где-то южнее во время рейда.
Однако возвращался он совсем за другим. Увы, из имущества Присциллы, в том числе из ее приданого, спасти удалось немногое. Большая часть гардероба была безжалостно истоптана копытами и изорвана. Все же он подобрал то, что, по его мнению, еще могло пригодиться. От их припасов не осталось и следа. Уже собираясь покинуть место недавнего побоища, Брендон увидел поодаль труп одного из команчей. Он был убит револьверным выстрелом в упор, и Брендон отдал Присцилле должное за ее мужество.
День клонился к вечеру, так что пришлось заночевать поблизости. У быстрого ручья, под купой пекановых деревьев, они развели костер и поджарили кролика. Присцилла ела очень мало, а потом погрузилась в задумчивость.
– Да, ты убила человека, – проговорил Брендон, – но вовсе не стремилась к этому, а только защищала свою жизнь.
– Сколько бы я ни прожила, я не забуду этой минуты… – Не поднимая глаз, Присцилла сорвала листок и вперила в него неподвижный, сосредоточенный взгляд. – У меня такое ужасное чувство, будто я убила что-то в себе самой, в своей душе. Не важно, зачем я это сделала. Никогда, никогда больше не прикоснусь к оружию, даже ради спасения своей жизни!
Она вдруг бросила листок в огонь и наблюдала, как он обугливается и едва слышно похрустывает. Когда от него ничего не осталось, она посмотрела на Брендона.
– Но это не все, что случилось в ту минуту. Было и другое, чего я даже не могу толком объяснить. Меня словно увлекло в какую-то бездонную пропасть, в ужас, кровь и смерть. Я ничего не видела и не сознавала, кроме страшной боли в душе и беспросветного отчаяния… – Девушка с сомнением покачала головой. – И… Брендон! Не знаю, как жить дальше после сегодняшнего. Я не смогу день за днем видеть вокруг только насилие. Я думала, что начинаю привыкать, что уже привыкла… а теперь просто не знаю.
Возникла долгая томительная пауза. Вечер был необычно тих, только угольки шипели в костре, превращаясь в золу. Тихий вздох Брендона был еле слышен.
– Впервые убить человека – это серьезное испытание, Присцилла. Даже если ты сто раз прав, даже если вынужден… от такого не отмахнешься, не похоронишь в памяти, просто пожав плечами.
– А ты? – спросила она с неожиданным любопытством. – Если бы у тебя был выбор, ты спустил бы курок?
– Странное у тебя обо мне мнение, – криво усмехнулся он. – Если поверишь на слово, знай, я никогда не убиваю, если есть хоть какой-то выбор. Техас – страна беззакония, во всяком случае, пока. Он молод и потому неистов, даже дик, но рано или поздно молодежь становится зрелой и рассудительной. Вот что заставило меня когда-то выбрать для себя эти земли: мне хотелось видеть, как Техас повзрослеет, остепенится, хотелось участвовать в этом. Уже сейчас наряду с дикими местами появились и цивилизованные, но взросление – долгий процесс, и потому человеку приходится защищаться и отстаивать свое. Это его святое право, поверь мне. – Он встретил испытующий взгляд девушки и выдержал его. – Правда, кое-кто заходит очень далеко. Не довольствуясь хорошей долей, они хотят больше и больше и ради этого готовы на обман и мошенничество, даже на грабеж…
Брендон как будто собирался добавить что-то еще, но лишь крепче сжал сигару ровными белыми зубами и уставился на багровые угли. При этом он бессознательно потирал плечо – не раненое, а другое. Присцилла давно уже заметила эту его привычку: если Брендон был смущен или раздражен, то потирал какой-то старый шрам.
– Как твоя рука?
– Терпимо. – Он чуть улыбнулся. – Шрам мне весьма кстати. Я всегда мечтал получить еще один, для симметрии.
– Я осмотрю рану перед тем, как мы двинемся в путь. – Присцилла тоже улыбнулась.
Брендон отбросил окурок и прищурился:
– Я тут поразмыслил и думаю, что до ранчо мы доберемся не позже полудня. Дорога верхом, да еще на одной лошади, может изрядно тебя вымотать, но безопасность на этот раз гарантирую. – Тон его был холодным и почти отчужденным, особенно по сравнению с тем, к какому она успела привыкнуть. – Тебе, наверное, не терпится поскорее оказаться под настоящей крышей? Вот уж где с тобой ничего не случится, так это в «Тройном Р». Когда Эган узнает, через что тебе пришлось пройти, он расшибется в доску, чтобы вознаградить тебя за это.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132