Ну, успокойся, малыш, пришло время поспать.
– Нет! Не спать! Не буду спать! – в ее глазах промелькнул уже знакомый Споку дикий, озлобленный страх, и в долю секунды она вскочила на стол, готовая сбежать в любое мгновение, если он приблизится к ней хоть на шаг. – Уходи со своим дурацким сном! Уходи со своей дурацкой писаниной! Убирайся прочь, Спок! Убирайся!
– Хорошо, Саавик. Нет необходимости ломать оставшиеся в комнате вещи. – Не без опаски он взглянул на стул, занесенный над его головой. – Наш урок закончен. – Резко и решительно развернувшись, он молча вышел; стул, пролетев через всю комнату, ударился о закрывшуюся за его спиной дверь.
Ночь была долгой. Сонное спокойствие то и дело нарушалось проклятиями и руганью, вновь сменявшимися тишиной. Лежа в постели, Спок смотрел в темноту, не переставая спрашивать себя, в чем же он просчитался.
Утром, открыв дверь ее комнаты, он в ужасе отпрянул: подобного царства хаоса и полнейшего разрушения Спок не видел никогда. Ему не верилось, что в одной комнате может находиться столько сломанных вещей одновременно. Осторожно перешагивая через обломки мебели и обрывки скомканной бумаги, он подошел к столу, на котором, трогательно свернувшись калачиком, мирно спала Саавик, держа в кулаке помятый листок. Он аккуратно разжал ее пальцы. Буквы неровные, прыгающие. Но слова были составлены правильно: «Спок не уходи меня зовут саавик».
Его сердце наполнилось нежностью. Еще раз посмотрев на смятый листок, он с любовью перевел взгляд на спящее личико, на котором застыло выражение страха. Обведя взглядом комнату, Спок не без иронии представил себе, что будет, когда Саавик придется заставлять писать целый параграф. Аккуратно свернув листок, он поспешно отложил его в сторону.
Спок ничего не знал о детях. Он лишь смутно помнил какие-то отрывочные эпизоды своего детства, первых переживаний, взросления. Но сейчас… Одно дело – спасти жизнь, другое – дать человеческому существу образование и воспитание. Не понимая мотивов и причин собственного поведения, Спок чувствовал, что он обязан сделать это. Он твердо знал: две судьбы – его, взрослая, и ее, хрупкая, неопределившаяся, – отныне переплетены, слиты воедино. Спок не бросит ее. Навряд ли кто-нибудь, кроме него, смог бы вытерпеть все капризы и выходки Саавик: на Гамма Эри она отказалась признать свое вулканское происхождение, враждебно нападая на других детей при каждой возможности. Для того, чтобы изменить сознание девочки и помочь ей утвердиться в мире людей, Спок взял, не колеблясь, годовой отпуск, решив куда-нибудь уехать с Саавик. Дорог был каждый день – времени катастрофически не хватало.
Дантрия IV, отдаленный сельский мирок, идеально подходила для его цели. Ее спокойные серокожие обитатели редко интересовались высоким мужчиной и шустрой забиякой, которые жили в домике за лесом. Споку приходилось нелегко. Имея твердую привычку приступать к практике после предварительного тщательного изучения теории вопроса, он не раз чувствовал себя так, будто находится на краю пропасти. Но где-то в глубине души он был уверен, что знания о детях вообще не помогли бы в его случае, ведь он общался с особенной, ни на кого не похожей Саавик.
Саавик всегда знала, где хранится нож: в их домике, в шкатулке. Чаще всего она требовала показать его, когда на что-то обижалась. Спок постоянно напоминал Саавик, что пользоваться ножом нельзя, стараясь даже не думать о возможности обратного. Он хотел, чтобы воспитанница видела, что Спок доверяет ей: никогда не закрывал шкатулку на ключ. В сущности, он обращался с Саавик так, как обращался со всеми остальными – с добротой, достоинством и уважением. И со временем начали происходить любопытные вещи. Саавик подражала ему в любезном поведении. Она стала даже слушаться Спока после того, как исчерпала все свои «почему». Он видел в этом естественный ход событий, которым был необыкновенно доволен, хотя на Вулкане детей воспитывали по-другому. Значительной победой Спока было то, что она держала свое слово: больше не убивала, хотя расстаться с охотой для нее было очень трудно. Саавик продолжала охотиться, но не ради того, чтобы добыть себе пропитание, его было больше, чем она могла съесть, а из-за любопытства: эта планета просто кишела разными существами, которых Саавик раньше никогда не видела, поэтому очень часто приносила с охоты живых зверей. Она упорно изучала дикий мир Дантрии, как у себя дома, так и вне его: грызунов, рептилий, птиц – а однажды, теплым весенним утром, объектом ее изучения стал… ребенок. Услышав ее голос, Спок вышел из дома и увидел необычную картину: серокожий, лысый дантриапский младенец неопределенного пола, привязанный за запястье веревкой к стволу дерева, молча и растерянно сосал палец. А Саавик, сложив руки за спиной, важно вышагивая, знакомила его с основными правилами поведения.
–., а сейчас я расскажу тебе, как быть настоящим вулканцем! Никогда больше никого не убивай! Даже маленьких животных. Перестань ругаться. Носи туфли. Попытайся не перебивать, когда говорят другие. Будь разумным, как Спок. Нет, нет! Глупый. Не ешь свои собственные пальцы! – возмущенно воскликнула она, вырвав его ладошку изо рта. – Это неприлично, нужно есть что-нибудь другое.
Лишенный своей забавы, ребенок запищал, и Спок поспешил к ним, растроганный этой сценой.
– Где ты его взяла, Саавик?
– Нашла! Поломанного! – пожаловалась она, будто ей подсунули испорченную игрушку. – И глупого: он ест собственные пальцы!
– Пускай, разреши ему, – посоветовал Спок, не в силах выносить этот пронзительный крик, – тогда он перестанет шуметь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92