Итак, когда на башне Палаццо Веккьо пробило час, на нашей улице никто не спал: одни жадно прислушивались, других мучили мрачные предчувствия. От ветра, внезапно налетевшего из-за гор, дрожали залатанные картоном стекла в квартире Чекки. Вдруг Маргарите вспомнились слова, сказанные Уго: «Они даже собираются схватить какого-то человека, который, как им известно, лежит в больнице».
Немного спустя Милена вышла вместе с Марио. И Фидальма, которая вечно торчала на лестнице, все поняла. Как видно, Альфредо тоже попал в список. И вот теперь Милена хочет бежать в санаторий. Сумасшедшая! Марио ее провожает. Они, конечно, постараются взять такси, но где его найдешь в такую ночь?
Ее муж, сапожник Стадерини, продрогнув в своей старой солдатской куртке, сказал, в сотый раз закрывая окно:
— Это Ночь Апокалипсиса!
Несется оседланный гневным кентавром мотоцикл. Грохот будит уснувших, будоражит в пригородах обитателей курятников и хлевов, приводит в ярость сторожевых собак, наводит панику на запоздалых прохожих, окутывает их облаком бензиновой гари. Уго пересел на заднее седло. Это увеличит скорость. Так больше риска опрокинуться на повороте, но сейчас самое главное — скорее, скорее!
Луна освещает уснувший город. Там все уже дома, все спят в тепле — в осенние заморозки так приятно, когда в комнате тепло. На лужайках — вода от недавно прошедших дождей и растаявшего инея, теперь это скользкие, болотистые пространства. И все-таки их надо пересекать по диагонали, чтобы сократить путь и выиграть время. Когда мотоцикл переезжает Марсово поле, на котором полк разбил свои палатки, часовые кричат «стой!» и стреляют в воздух. Снова кричат «стой!» и стреляют, целясь поверх голов. Выстрел из винтовки, второй, третий. Мачисте низко наклоняется над рулем. Уго прижимается к его спине. Над ними свистят пули. Мотоцикл, ведомый вслепую, врезается в большую, глубокую лужу, проносится через нее; фонтаны брызг обдают Уго и Мачисте с головы до ног. Но теперь в мотоциклистов уже не попасть: хлюпнув, четвертая пуля тонет в луже. Мотоцикл выехал на широкую прямую дорогу. Это — шоссе, асфальт блестит под луной. Мотоцикл мчится в Курэ. У завода Берта перед будками стоят ночные сторожа, приставив ружье к ноге. Мотоцикл проносится мимо них. Вот дом, где жили Милена и Альфредо; вот перекресток, где Уго торгует овощами. А вот картонажная мастерская, где одно время работала Аурора. Все дальше, все быстрее: мы везем с собой жизнь! Вот снова узкая речка; при лунном свете вокруг видны заводские трубы и холмы, на которых черными силуэтами вырисовываются дачи и кипарисы. Речка называется Муньоне, на ее берегах, поросших травой, разыгрываются теперь кровавые сцены. Как раз тут было совершено нападение на Альфредо.
Теперь Мачисте хорошо знает, куда ехать: вилла стоит там, где начинается подъем; около виллы сад с пальмой посредине. Когда у Мачисте не было еще своей кузницы, он приходил сюда подковывать лошадь, которую звали Коммунар. Кличка лошади — единственное, чем ее владелец отдал дань своим идеалам равенства. Но эта ночь — не время для упреков. Мы — посланцы жизни: спасайте, люди, свою либеральную душу.
У калитки Мачисте встретила громким лаем овчарка. Показался слуга в полосатой куртке. Выслушал его и пошел докладывать. Вернулся вместе с хозяином, одетым в зимнее пальто: его мучил старческий бронхит. Хозяин успокоил собаку, взяв ее за ошейник; он узнал Мачисте и пригласил его войти. Нет, нет, нужно спешить, нужно спешить! Старый синьор сразу понял, в чем дело. Он уже составил о Мачисте «определенное мнение»; к тому же вечный, не покидающий его страх не позволил ему колебаться. Вот только на минуту зайти в дом, взять портфель, портрет, который ему дорог, и драгоценности. Старик был холост и одинок. Вместе с ним жили лишь слуга и собака. Слуга открыл перед хозяином дверцу прицепной коляски. Мотоцикл тронулся. Треск и гул не дали сделать последние распоряжения. Собака завыла, глядя вслед хозяину. Старый синьор хотел немедленно уехать из города. Для большей безопасности Мачисте отвез его на маленькую дачную станцию. Он спросил, не знает ли синьор теперешнего адреса депутата Бастаи. Старый синьор знал. Он знал также, где живет тот третий, имя которого назвал Освальдо. Синьор даже поправил произношение этого имени. Прощаясь, он повторил:
— Депутат Бастаи живет на виа делла Роббья, двадцать шесть. Передайте ему привет от меня. Желаю вам удачи, ребята!
Сейчас больше чем когда-либо надо спешить. Так пусть же десять лошадиных сил мотора станут десятью чистокровными конями и помчат посланцев жизни к новой цели!
Виа делла Роббья — тихая и чистая улица. В подъездах домов лежат циновки, на которых белыми кружочками выложено слово «Salve» . Нет ни мусора, ни навозных куч, ни зловония. Нет подозрительных гостиниц и поднадзорных уголовников, которых по ночам окликает полицейский патруль. Улица широкая, и здесь много воздуха; в это время года в садах хорошо пахнут магнолии. Освещенная луной улица благоухает. На окнах кружевные занавески, ставни окрашены под цвет фасада. Каждая квартира — островок благообразия, благополучия и благопристойности, каждый дом словно замок, подъемный мост которого убирается по вечерам. Живущие здесь буржуа не похожи на обитателей виа дель Корно, они совсем нелюбопытны, их не волнует и не интересует жизнь соседей. Разговорам и слухам они предпочитают газетные статьи. Люди эти словно устали от трудов своих предков, делавших историю, и теперь предоставили другим защищать завоеванные позиции. В комнатах все говорит о порядке, опрятности, хороших манерах, о страхе перед богом и об уважении к закону.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136