Но он завел такую, знаешь, доверительную беседу и эдак задушевно поведал, что у вас не все ладно.
– Когда... – у меня сел голос, – когда это случилось?
– Мне как раз исполнилось четырнадцать. Помню, он еще сказал, что в моем возрасте Джульетта вышла замуж. Так что я достаточно большая, чтобы разобраться во взрослых делах. Ну и хранить взрослые тайны, конечно... И все это так уважительно, как будто на равных. Я и вправду почувствовала себя ужасно взрослой.
Три года назад? В голове не укладывается. Три года назад никаких неладов у нас и в помине не было. Или все-таки?.. Пых-пых. И моя несчастная Рикки столько времени носила в себе эту гнетущую тайну? Да как он посмел так с ней обойтись?
– Это все звучало так убедительно... Будто бы ты не даришь ему любви. Вечно где-то носишься, возишься со своей Сарой-Джейн, с благотворительностью, с нами, а для него у тебя времени не находится. Вот поэтому-то он так редко бывает дома.
Я горько усмехнулась:
– Рикки, он все перевернул с ног на голову! Это его без конца где-то носило. Вот я и хваталась за любое занятие, лишь бы убить бесконечные пустые часы.
– Теперь-то я это понимаю, – согласилась Рикки. – А тогда нет. Тут ты стала полнеть, и я решила – ага, вот и доказательство. Папа прав, тебе на него наплевать.
Она опустила голову и украдкой вытерла слезы. Я придвинулась к ней, обняла, заслонила от чужих любопытных взглядов. Рикки давилась слезами и пыталась просить прощения – и за свое тогдашнее презрение, и за теперешнюю жестокую правду. Я гладила ее по волосам, ласково шептала что-то утешительное. Слава богу, она избавилась от этой постыдной тайны.
Черт с ними, с былыми похождениями Фрэнклина. Со мной моя дочь, которую я так боялась потерять. Она доверяет мне и любит по-прежнему. Еще летом, когда забрала детей из лагеря, я об этом и мечтать не смела. Ее враждебность, мои обиды нам обеим мешали дышать. Тогда мы с Рикки договорились отбросить прошлое и начать все заново.
Перемирие было шатким и давалось трудно. Она поговаривала даже, что переберется жить к Фрэнклину. Скрепя сердце я признала за ней право самой сделать выбор. Но я очень ее люблю, добавила я, и буду по ней тосковать. Время шло, Рикки не спешила с переездом, – наверное, чувствовала, что отцу нет до нее никакого дела. А мы с ней мало-помалу вновь научились доверию и любви. И Рикки осталась.
– Прости, что расстроила тебя, мама. Но он тебе изменил вовсе не потому, что ты поправилась. Я легко улыбнулась ей.
– Спасибо, родная. Если честно, я и сама так думала.
Тут подлетел Джейсон и уселся напротив нас. Воровато оглядевшись, он вытянул из кармана пакет с жареной картошкой и довольно захрустел. Проносить в этот ресторан еду запрещалось, но я смолчала. Если даже его застукают и выставят вон, беда невелика – подождет за дверью. Теперь мои дети сами отвечают за свои поступки, а жить с сознательными людьми – одно удовольствие. Рикки напоследок шумно всхлипнула в салфетку, и Джейсон с любопытством оглядел зареванную сестру.
– Эй, что это с ней?
Я отшутилась:
– Так, девчоночьи тайны.
– Мам, там такие пончики!...
– Как только в тебя все это влезает? – рассмеялась я и полезла за кошельком.
* * *
Кэтлин, обвешанная пестрыми пакетами, едва втиснулась в небольшую кухню.
– Боже, какие ароматы! Чесночный хлеб! – Она завалила припасами весь стол. – Я уж думала, что ненароком померла и угодила в итальянский рай.
– Ведь ясно сказала – не смей ничего тащить. Ну как я втисну в холодильник столько еды?
– В холодильник? – Кэтлин хохотнула. – Золотце, у тебя двое подростков. Все это добро не доживет и до ночи.
Она уже вовсю хлопотала – вскрывала пластиковые упаковки, ловко смахивала в ладонь крошки со стола, ополаскивала раковину.
– Грегори! – воззвала она в сторону прихожей во всю мощь легких. – Грегори, иди познакомься с моей подругой!
В кухню, едва не застряв в дверном проеме, робко вдвинулся цветущий гигант, еще не разменявший четвертого десятка. Гиганта украшала смущенная улыбка, бицепсы превосходили в охвате талию Кэтлин.
Она представила нас друг другу, сияя торжеством. Я обтерла о фартук мокрую руку и протянула ее новому знакомцу. Он с готовностью сжал ее своей лапой, и я пережила краткий приступ ужаса. Все, конец, больше у меня не осталось ни одного целого пальца.
Следом за ним, толкаясь и пересмеиваясь, ввалились с клюшками и коньками Джейсон и его новый приятель-одноклассник. Наткнувшись на гостя, они застыли в немом благоговении, а затем накинулись, клянча автограф. Грегори оказался хоккейной звездой. Теперь в кухне решительно стало не повернуться. Я с облегчением выпихнула всех троих за дверь, благо мальчишки прилипли к знаменитости. Повезло Джейсону – в понедельник он будет в школе героем дня.
– И кто зван на ужин? – осведомилась Кэтлин, свежуя кочан салата.
– Как – кто? Вы с Грегори. Джейсон с приятелем. Рикки с подружкой. И я – с еще одним человеком.
Вытащив из пакета чесночный хлеб, я сосредоточенно отпиливала идеально ровные ломти. Кэтлин, с ножом в одной руке и дуршлагом в другой, держала паузу, сверля взглядом мой затылок. Я сломалась первой:
– Ладно, твоя взяла. Придет Мак.
– Самое время. А то ваша платоническая дружба уже в печенках сидит.
– А кто сказал, что между нами есть нечто большее?
– Тут и говорить нечего! Видела бы ты свое лицо – пунцовее, чем вот этот помидор.
– Если честно... не стану финтить, мы каждый день видимся на работе.
От хохота Кэтлин заколыхалась занавеска.
– При чем тут дни, дорогуша? В расчет берутся только ночи! – Она подтолкнула ко мне миску с салатом. – С готовкой покончено.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108