Телефон трезвонил едва ли не через день: “Миссис Аверс, у меня для вас исключительная вещь”, “Миссис Аверс, поступила та самая модель от Анны Кляйн. Я придержу ее до завтра”.
Но я слишком радикально изменилась и слишком долго обходила свой магазин стороной. Перспектива очутиться в великолепии его галерей эдаким плевком на мраморном полу всю ночь отгоняла от меня сон. Около двух, извертевшись на сбитых простынях, я сдалась. Вылезла из кровати, спустилась на кухню и выискала в холодильнике засохшие объедки позавчерашней пиццы. И даже не стала разогревать ее. Просто уселась перед телевизором и просмотрела пятьдесят седьмую серию “Обманутой жены”, поглощая заледеневшие ломтики колбасы и липкие нити плавленого сыра.
Программа ночного вещания глубоко вдохновила меня. Я преисполнилась искреннего сочувствия к брошенной супруге и всем сердцем уверовала в чуткость внешне нелюдимого соседа. Правда, досаждал неохватный бюст наивной юной героини. Поначалу все во мне взбунтовалось – слишком уж красноречивое было зрелище. Вот во что превращает меня пожираемая в данный момент пицца! Но остановиться, не подобрав с блюда последнюю крошку теста, и не пыталась.
И вот теперь я сидела на скамейке квашня квашней, борясь с дурнотой. Сверкающие витрины двоились и качались перед глазами. Перед табачным киоском возвышалась подставка со свежими газетами, и я попыталась вчитаться в аршинные заголовки.
НАРКОКОРОЛЬ АРЕСТОВАН
ПО ОБВИНЕНИЮ В ГИБЕЛИ
КОММЕРСАНТА
Кэмерон никогда бы не пустил на передовицу шрифт такой величины. Любопытно, глубоко ли Мак увяз во всей этой истории? На днях я встретила его во время утренней прогулки – он покорно вышагивал положенные круги вокруг дома – и пригласила выпить кофе. София окружила гостя нежнейшей заботой: подливала кофе, угощала рулетами с джемом. Она ценила мужчин с хорошим аппетитом.
Мак оказался прирожденным рассказчиком, ну а я – любительницей послушать. Он кормил меня байками о месяцах, проведенных вместе с Кэмероном во Вьетнаме, и в лицах представлял весь криминальный бомонд Феникса. Не утерпев, я спросила, кого он приехал хоронить в Чикаго. Хороший человек, сдержанно пояснил Мак, мелкооптовый торговец, погиб от передозировки. Было очевидно, насколько мучительно для Мака обсуждать эту тему. Уж я-то, как никто другой, понимала, каково терять друга.
Тошнота слегка отпустила, я осмотрелась. Наискось от меня, в бутике Роксаны, висели трикотажные платья в “резинку” – длинные, элегантно-простые, нежных пастельных оттенков. Долговязые манекены смотрелись в них великолепно – аппетитное фруктовое мороженое на длинной палочке. Мои цвета, мой стиль, все мое как на заказ – только два месяца и четырнадцать килограммов тому назад. Я обожала модели от Роксаны, одевалась у нее с ног до головы, подбирая целые ансамбли. Она особенно умела позаботиться о клиентках – предусматривала все, вплоть до пепельниц в примерочных.
Пепельница мне больше ни к чему. Как и сама Роксана. Очутиться между зеркальными стенами ее просторной примерочной кабинки? Зрелище не для слабонервных. Роксана твердо придерживается священного принципа – не одевать женщин хоть с намеком на грудь и ляжки. Продает она почти исключительно модели от Алайи. А его сексуальные одеяния специально шьются с таким расчетом, чтобы льнуть к телу, обволакивать его, плотно охватывать зад, словно жадная мужская ладонь. “Не вздумайте пукнуть в моей одежде, подол заходит ходуном, – говаривала, бывало, Роксана, посасывая «Честерфилд» через антикварный золотой мундштук и порочно кривя уголки губ. – Если баба желает у меня одеваться, пускай сперва избавится от жопы и втянет живот”.
Я содрогнулась. Обильный пот струился по шее и спине. Виски сжало тисками, и отдаленный гул торгового зала пробивался как через вату. В магазинчике “Спортивный трикотаж” по соседству с Роксаной качались на вешалках костюмы, в которые я вообще-то еще могла бы влезть. Я попыталась трезво оценить достоинства цельнокроеных блекло-лиловых фуфаек, скомпонованных в тон с носками и эластичной головной повязкой. В понедельник мы с Кэтлин приступаем к тренировкам по системе “Наутилус”, а мне и надеть нечего.
– Сгодится любое старье, – убеждал нас инструктор на вводном теоретическом занятии.
Но я попросту не влезу в действительно старое старье! Придется обзавестись новым. Боже мой... Я закачалась, уши заложило от высокого пронзительного писка – таким тоскливым воем захлебывается больничный монитор, когда пациент переходит в мир иной. Сложившись пополам, словно от удара под дых, я уронила голову между коленей.
Испуганный голос Рикки выдернул меня обратно в жизнь.
– Мама? – Прохладная ладонь коснулась моей взмокшей шеи. – Что с тобой? Позвать кого-нибудь?
Я попыталась глотнуть воздуха и выдавила, едва шевеля непокорным языком:
– Все в порядке. Мне бы воды...
– Сейчас принесу. Ты только посиди здесь, не вставай. Я мигом!
Дурнота нехотя отступила, и я осмелилась разогнуться. Рикки вложила в мои вялые пальцы бумажный стаканчик и присела на краешек скамейки, напряженно следя, как я прихлебываю воду.
– Не волнуйся, милая. Все хорошо. Слегка подташнивает, только и всего. Здесь слишком душно.
– Хочешь домой?
– Неплохая мысль.
– Сейчас найду Джейсона.
Я забралась на заднее сиденье “Понтиака” и растеклась по нему, запрокинув голову. Давно настало время ланча. Оголодавший Джейсон совсем достал Рикки своим нытьем, и она свернула к “Макдоналдсу”. Я не протестовала. В последнее время мое предубеждение против “несъедобных отбросов из забегаловок” как-то поутихло – и немудрено, я ведь пройти не могла мимо всего жареного, сладкого или острого.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108