Насколько крупно он просчитался, выяснилось довольно скоро. Новоиспеченный меценат раз за разом пытался завещать своих стеклянных монстров крупнейшим музеям, но те с неизменной брезгливостью открещивались от его щедрого дара. Стэнфорд, однако, сохранил детскую привязанность к никчемным стекляшкам, и теперь все это добро благоговейно сберегалось, подальше от чужих глаз, во флоридской квартире – в изящном шкафу, выполненном на заказ и стоившем куда больше, чем его содержимое.
– Послушай-ка, Сара-Джейн...
– Пожалуй, вот эта в самый раз.
Мстительно улыбаясь, она бережно извлекла из недр шкафа тонкостенную чашу, легкую, как пузырек воздуха.
– Стэнфорд не надышится на эту вещицу. Он вообще преклоняется перед всем... хрупким.
Я давно изучила эту ее ухмылку. Недвусмысленное предупреждение, что если я сию же секунду не затаюсь в дальнем уголке, меня сметут ко всем чертям! Подцепив пухлым пальцем алые трусики, Сара-Джейн стряхнула их в чашу. После чего жертвенный сосуд был водружен посреди шелкового молельного коврика (Турция, 18 век, еще одна разорительная антикварная причуда Стэнфорда).
Факелом послужил туго скрученный лист, выдранный из годового отчета мужа. Сара-Джейн предала трусики огню, сопровождая ритуал заунывным речитативом нецензурных выражений, – что несколько омрачило торжественность церемонии.
Кружево скукожилось, спекаясь в мерзкий комок и испуская черный вонючий дым, – похоже, это был полиэстер. От перегрева тончайшее стекло лопнуло и осыпалось, выплеснув зловонный огонь. Вскоре посреди ковра зияла обугленная проплешина со спекшимся черным пятном в центре.
– Полегчало? – спросила я.
– Дорогуша, это всего лишь горячая закуска! – И на лице ее снова появилась кривая ухмылка, полная мрачного торжества.
Основное блюдо Сара-Джейн заказала, уже вернувшись в Чикаго, в самом фешенебельном ювелирном магазине – неброские элегантные “гвоздики” от Картье с двухкратными бриллиантами. С такими можно и по бутикам в субботу прошвырнуться, и в соседнюю бакалею заскочить.
На доске передо мной уже громоздилась порядочная груда тонких, как бумага, ломтей курятины. Что значит хороший топорик. Увесистый, аккуратный, так ловко ложится в ладонь. Я купила его на распродаже в какой-то забегаловке в китайском квартале. Да, в покупках мне равных нет. Особый дар – нутром чувствую, где можно отыскать что-нибудь необычное.
В юные годы мы с Сарой-Джейн вдоль и поперек облазили все щели и закоулки Чикаго. Побочным продуктом наших блужданий явилось доскональное знание торговых точек огромного города. Так что, леди и джентльмены, обращайтесь, милости прошу! Ищете антикварные серебряные щипцы для устриц? Кошерную китайскую лапшу? Нуждаетесь в скальпелях для полостных операций, в уединенной берлоге, чтобы восстановить цвет лица после подтяжки? С ног сбились в поисках замшевого очечника в тон новому “порше”? Это все ко мне. Барбара Аверс избавит вас от любых затруднений.
Не прошло и десяти минут, как я пригласила домочадцев к ужину.
– Voila! – И я эффектным жестом выставила на стол большое блюдо. На расписном фаянсе покоилось обжаренное на постном масле белое мясо в окружении полусырых овощей.
Никто и головы не повернул. Семейная идиллия. Фрэнклин, сидя вполоборота к столу и вяло свесив руку со спинки стула, равнодушно изучает узор на ковре. Джейсон ссутулился, руки упрятаны глубоко в карманы и, судя по упорной ненависти во взгляде, показывают там кукиши моему шедевру здоровой кухни. Рикки, налегая локтями на край стола, из последних сил подпирает голову, будто боится уронить ее в тарелку.
Я наполнила стаканы со льдом столовой минеральной водой. Первым не выдержал Джейсон:
– Хочу, чтоб опять готовила София.
– Сядь ровно! – несколько нелогично отреагировала я.
Он с трудом выволок себя из-под стола, демонстрируя все повадки беспозвоночных.
– Хочу ее лепешек с мясом. – Это уже Рикки подлила масла в огонь.
– Да! – выдохнул Джейсон.
Я пристроила на тарелке Джейсона цуккини, морковь и брокколи, с другого края выложила кусочки курицы, доброжелательно заметив:
– Мексиканская стряпня Софии – это мертвый балласт, мусор для организма. Слишком много мяса, сыра и прочих ядов.
Рикки поспешно прикрыла свою пустую тарелку:
– Я не голодна.
– Как это не голодна? Нужно поесть. – Я попыталась прорваться сквозь заслон с ложкой овощей, но Рикки ловко выхватила тарелку. Капля мутного зеленоватого соуса осквернила белую скатерть. – Ну хоть чуть-чуть.
– Не впихивай в нее еду, – заговорил Фрэнклин, поворачиваясь ко мне. – Ты совсем как моя мать.
– Ничего подобного, – неуверенно возразила я. Черт! Фрэнклин прав на все сто. - Скорее уж, как моя бабушка.
– Вот именно, Барбара. В детстве тебя принуждали объедаться, отсюда и теперешние проблемы с весом.
Вот оно что! Он заметил, как меня разнесло. Честно говоря, только слепой не заметил бы. Но до сих пор Фрэнклин помалкивал, и я могла врать себе сколько влезет. Каждое утро, взгромоздившись на весы, я в ужасе отворачивалась от стрелки и дурила себя заклинаниями. А вдруг жир как-нибудь так откладывается, что его и не видно? Пока Фрэнклин молчал, моей беды словно и не существовало. Теперь одно его слово прорвало созревший нарыв.
– Нет у меня никаких проблем с весом! – взвилась я. – Кто угодно слегка поправится, если бросит курить...
Ну да, и начнет жрать большими ложками арахисовое масло и подчищать остатки ужина с тарелок своих домашних, воровато уединившись на кухне.
– Барбара, прошло уже два месяца. Хватит прикрываться отговорками.
– Это вовсе не отговорка, Фрэнклин, – процедила я, – а медицинский факт.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108