– В конце концов, – сказал господин Грин, пока Карл вскрывал конверт, – я полагаю, заслуживает признательности уже то, что ради вас я приехал сюда из Нью-Йорка, так что мне совершенно ни к чему вдобавок гоняться за вами по коридорам.
– От дяди! – воскликнул Карл, едва взглянув на письмо. – Я этого ожидал, – добавил он, поворачиваясь к господину Грину.
– Ожидали вы этого или нет – мне донельзя безразлично. Вы читайте, читайте, – сказал тот и поднес Карлу свечу.
При ее свете Карл прочитал:
«Любезнейший племянник! Как ты, наверно, понял за время нашего, увы, слишком короткого совместного проживания, я прежде всего человек принципиальный. Это весьма неприятно и печально не только для моего окружения, но и для меня самого, однако именно благодаря моим принципам я достиг своего нынешнего положения и никто не вправе требовать, чтобы я изменил себе, никто, в том числе и ты, любезнейший племянник, хотя, вздумай я допустить такое, как раз тебе первому я бы и уступил. Тогда бы я с радостью обеими руками, пишущими сейчас это письмо, подхватил тебя в объятия и возвысил. Поскольку же покуда абсолютно ничто не предвещает, что это когда-нибудь случится, я вынужден после сегодняшнего инцидента непременно удалить тебя из своей жизни и настоятельно прошу не тревожить меня ни лично, ни письменно, ни через посредников. Сегодня вечером ты решился покинуть меня вопреки моему желанию, так пусть это решение и определит твою дальнейшую жизнь; только в таком случае оно будет решением настоящего мужчины. Это известие передаст тебе господин Грин, мой лучший друг; он найдет для тебя достаточно осторожные слова, которые мне сейчас просто-напросто не приходят в голову. Он человек влиятельный и, хотя бы ради меня, поможет тебе словом и делом на первых порах твоей самостоятельной жизни. Стараясь постичь наше расставание, которое теперь, к концу этого письма, опять кажется мне непостижимым, я невольно повторяю себе снова и снова: из твоей семьи, Карл, не приходит ничего доброго. Если господин Грин забудет вручить тебе твой чемодан и зонтик, напомни ему об этом. С наилучшими пожеланиями благополучия твой верный дядя Якоб».
– Прочитали? – спросил Грин.
– Да, – ответил Карл. – Вы принесли мне чемодан и зонтик?
– Вот он, – сказал Грин и поставил на пол возле Карла старый дорожный чемодан, который до сих пор прятал в левой руке за спиною.
– А зонтик? – спросил Карл.
– Все здесь, – сказал Грин, отцепляя от брючного кармана зонтик. – Вещи принес некий Шубал, старший механик линии «Гамбург – Америка», утверждая, что обнаружил их на корабле. Вы могли бы при случае поблагодарить его.
– По крайней мере теперь мои старые вещи со мной, – сказал Карл и положил зонтик на чемодан.
– Но впредь вы должны лучше присматривать за ними – так велел сказать вам господин сенатор, – заметил Грин, а затем спросил, вероятно из любопытства: – Что это, собственно говоря, за странный чемодан?
– С такими на моей родине солдаты уходят на военную службу, это старый солдатский сундучок моего отца.
Вообще-то он очень удобный, – улыбнулся Карл, – если, конечно, не оставлять его где попало.
– В конце концов поучений с вас уже достаточно, – сказал Грин, – а второго дяди в Америке у вас, вероятно, нет. Вот вам билет третьего класса до Сан-Франциско. Я решил отправить вас в это путешествие, потому что, во-первых, виды на заработок для вас на Западе гораздо лучше, во-вторых, все, чем вы могли бы заняться здесь, так или иначе связано с вашим дядей, а встречаться с ним вам ни под каким видом нельзя. Во Фриско вы можете работать без помех; спокойно начните с самых азов и постарайтесь мало-помалу выбиться в люди.
Карл не уловил в этих словах злорадства, скверная новость, весь вечер таившаяся в Грине, была сообщена, а потому он уже не казался опасным, и разговаривать с ним, пожалуй, можно откровеннее, чем с любым другим. Самый лучший человек, не по своей вине ставший исполнителем столь неприятного секретного поручения, поневоле будет казаться подозрительным, покуда не выполнит свою миссию.
– Я, – сказал Карл, ожидая одобрения этого бывалого человека, – тотчас же покину этот дом, потому что принят здесь только как племянник дяди-сенатора, а как чужаку мне здесь делать нечего. Не откажите в любезности, проводите меня к выходу, а затем укажите путь к ближайшей гостинице.
– Только побыстрее, – сказал Грин. – Вы доставляете мне массу хлопот.
Заметив, какой большой шаг немедля сделал Грин, Карл остановился: что-то очень уж подозрительная спешка, – он ухватил Грина за полу пиджака и сказал, внезапно поняв истинное положение дел:
– Вы должны объяснить мне еще вот что: на конверте письма, которое вы мне вручили, написано только, что я должен получить его в полночь, где бы я ни находился. Почему же в таком случае, ссылаясь на это письмо, вы задержали меня здесь, когда я хотел покинуть дом еще в четверть двенадцатого? Вы превысили тем самым свои полномочия.
Грин сопроводил свой ответ движением руки, которое представило замечание Карла в издевательском свете, как нелепую придирку:
– Разве на конверте написано, что из-за вас я должен уморить себя, и разве содержание письма позволяет сделать подобные выводы из надписи на конверте? Если бы я не задержал вас, мне пришлось бы вручать вам письмо как раз в полночь на дороге.
– Нет, – твердо заявил Карл, – не совсем так. На конверте стоит: «Вручить в полночь». Если вы чересчур устали, то, вероятно, не смогли бы и последовать за мной; или же я – правда, господин Поллундер на это не согласился – к полуночи уже добрался бы до дяди; или, в конце концов, ваш долг был – отвезти меня в вашем автомобиле, о котором почему-то вдруг забыли, а ведь я так хотел возвратиться!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85