Вернутся завтра и расскажут. Должен же здесь кто-нибудь жить?
Наивный вопрос-утверждение Кармеля заставил Чернова внутренне улыбнуться – с чего он взял? Неужто не представляет себе совсем глухих мест, где на многие километры вокруг – ни единой живой души? Рассказать ему про Сибирь, что ли? Не стал. Спросил:
– Как люди приняли новое… Новый мир?
– Спокойно, как всегда. Ты же знаешь уже… Они ждали изменений, поэтому были готовы. Конечно, лучше было бы оказаться, где потеплее, – Кармель засмеялся, – но уж раз так, значит, так. Переживём. Не нам выбирать Путь. Сказано: «Путь может быть только таким, каким может быть, и никаким иным быть не может».
Воистину комсомольский оптимизм, правда, с грустной миной на лице. О тавтологии и говорить не приходится: любимый приём так и не виданной Черновым Книги… Пока не стемнело, Чернов решил прошвырнуться по окрестностям в щадящем темпе – делать всё равно нечего, а усталость от утреннего марш-броска всё ещё давала о себе знать. Произвольно выбрав направление движения, он зашагал по каменистой почве, разглядывая горы в надежде уцепиться за что-нибудь взглядом. Уцепился. На крутом склоне над тонкой полоской леса темнело пятно. Чернов сообразил – пещера. Рукотворная ли, а может, ветер поработал – неведомо. Но почему бы не сходить, поглядеть, тем более солнце ещё высоко, тёплая одежда теперь имеется, а дел на сегодня никаких не запланировано? Усмехнувшись раздумчивой логике вечно занятого горожанина, свободный селянин Игорь Чернов направился по азимуту к намеченной цели.
У гор есть одна черта характера, которая всегда изумляет неподготовленного человека. С расстояния горы никогда не признаются, какие они есть на самом деле. Неприступная круча издали впечатляет, пугает до холода в суставах, а вблизи иногда оказывается дружелюбной и удобной для восхождения, в то же время склон категории «раз плюнуть» при подходе к нему оборачивается отвесной стеной. Малознакомый с горами человек никогда не может понять сразу, какой сюрприз преподнесёт ему гора, к коей он направляется.
Но Чернов об этом не думал. Он шёл своей лёгкой пружинной походкой, на бег не переходил, старался не отпускать из поля зрения замеченную пещеру. Он думал о том, что человеческая натура – штука гибкая, но крепкая. Вот он, Чернов, идёт смотреть пещеру. Зачем? А просто интересно. Интересно также и то, что поговорка «характер – это судьба» права в любом ПВ: он пошёл бы смотреть ту же самую пещеру, окажись она не в безвылазном Вефиле меж времён и пространств, а, скажем, на Кавказе, где, бывало, Чернов проводил короткий отпуск. Соль в том, что в пещеру Чернов полез бы при любых условиях, и сейчас лезет не потому, что скучно и делать нечего, а потому что натура неугомонная, мальчишеская. Всё это здорово замешано на нехилой доле здорового флегматизма и всегда разило наповал экс-жену непредсказуемостью развития событий. Её очередная крылатая фраза: «Чернов, ты такой разный!» – произносилась частенько с полярными эмоциями – от крайнего раздражения до крайнего же удовлетворения.
Размышляя обо всём этом, Чернов постепенно продвигался к намеченной цели. Гора оказалась обманщицей, как и все они, и отдалась Чернову с лёгкостью. Он без труда миновал лесочек и добрался до пещеры. Никакого альпинизма. Лёгкая прогулка.
Вход в пещеру был неожиданно большим – в три человеческих роста. Едва преступив границу света и полумрака, Чернов почувствовал сырой холодок и лёгкий прилив адреналина. С удовольствием вспомнились ощущения Чернова-мальчика, с друзьями или без оных исследующего очередной канализационный коллектор, заброшенный туннель метро или подвал старого дома, предназначенного под снос.
Пещера была глубокой, извилистой и холодной. Пройдя несколько десятков метров и оказавшись в полной темноте, Чернов укорил себя за непредусмотрительность – надо было взять факел, да и мел не помешал бы. Заблудишься, погибнешь, канешь – так и останется Вефиль в горной долине с дорогой, ведущей в никуда и ведущей в это «никуда» без Бегуна. А всё из-за недостаточной спелеологической подготовки. Придётся возвращаться.
Ступая по сырому каменному полу и громко ухая (испытывая терпение пещерного эха), Чернов дошёл до выхода. Шаря взглядом по стенам и полу, чтобы получше запомнить «интерьер», он вдруг увидел нечто, что заставило его замереть и глупо вылупиться, гадая: а не привиделось ли? Присел. Взял в руки. Не привиделось. Всё реально. Чернов держал в руке спичку. Обыкновенную спичку, несгоревшую, с зелёной головкой и обгрызенным кончиком. Будто кто-то ковырялся ею в зубах, потом пожевал и выплюнул. Отмахнувшись от первого удивления, Чернов напрягся и вспомнил, что в его пространстве спички изобрели только в девятнадцатом веке его времени, а такое циничное отношение к ним, как ковыряние в зубах – это точно особенность – если вольно очертить период, – с конца девятнадцатого века до самого начала двадцать первого. Дальше Чернов в своём ПВ просто не успел пожить. Так где же он сейчас? Или, вернее, когда? Да где бы ни был, спичка – это люди, а люди – это возможность найти Зрячего. А оная возможность вполне реально родит следом другую: возможность сменить климат, чёрт бы его побрал!..
Чернов аккуратно, как великую ценность, положил в карман рибоковских штанов предмет, к которому он бы ни в кисть не прикоснулся в своём времени (СПИД, гепатит, грибок…), и огляделся но сторонам в надежде выявить ещё какие-нибудь признаки человеческого присутствия. Но теперь – без спички – пещера стала окончательно первобытной, девственной и никем не тронутой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132