Показал. Спросил по-шведски:
– Твоя?
Чернова сейчас не заботили приличия и условности, которые могли быть приняты в тюрьмах этого ПВ. Он не думал, что это может быть местный пахан, к которому так запросто обращаться нельзя, или, не исключено, подставной сиделец, задача которого – выпытать у Чернова всё, что не удалось узнать следователю. Чернов даже не подумал, что, может, здесь традиция такая национальная – каждый взрослый мужчина жуёт зелёные спички…
Интуиция не подвела. Мужик приподнялся, удивлённо уставился на протянутую спичку, ответил на очень скверном шведском:
– Моя. А откуда она у тебя? Ты кто?
Чернов внутренне расслабился: всё о'кей, ситуация под контролем. Сел на свободную койку, произнёс стандартное:
– Я Бегун. А тебя как звать?
– Я… Как ты сказал? Бегун? – Глаза, мужика округлились.
– Да, а что? – спросил Чернов, подозревая нечто.
– Бегун… Странное имя. Где-то я слышал такое… – тихо произнёс человек, почему-то перейдя со шведского на мёртвую латынь.
Но в том-то и штука, что в устах человека со спичкой латынь оказалась живой: певучей, раскатистой, вовсе не той, которую учил и знал Чернов. Он даже не сразу понял, что за язык, лишь мгновение спустя, уложив в голове услышанные слова и сопоставив их с более-менее известными, сообразил: да, латынь, но, судя по всему, такая, какой она была в славные годы сенаторов, гладиаторов, кесарей и богов. Не слышанная никем и никогда, но всё же понятная, абсолютно понятная, как, вероятно, всё-таки понятен певучий итальянский усидчивому абитуриенту, изучавшему его по учебникам. А вот, кстати, откуда корни певучего итальянского: из неё, из латыни-матушки…
– Где слышал? – Чернов изо всех сил постарался, чтоб его латинский хоть отдалённо напоминал по звучанию только что произнесённое.
Получилось пока плоховато, но, во-первых, человек со спичкой не стал придираться к произношению сокамерника, а во-вторых, Чернов знал себя и знал, что ещё час-другой беседы – и он будет говорить на истинном латинском вполне пристойно; слух на языки у него был отменный.
– Где-то, когда-то… – странно ответил человек со спичкой. – Вспомню – скажу. А пока давай знакомиться, Бегун. Меня зовут Джованни Романо. Я римлянин.
Римлянин! Ни больше ни меньше. Даже не итальянец.
– А как же ты сюда угодил, римлянин?
– Меня посадили за шпионаж…
– Какое совпадение! И меня тоже.
– И тебя? Но ведь ты не римлянин, Бегун, так? У тебя странная речь…
Что ж, пока странная; пока латынь для Чернова мертва, но оживёт, оживёт непременно, Джованни Романо!
– Совершенно верно.
– Но ведь и не скандинав? Скандинавский твой тоже странен…
Увы, и здесь римлянин прав. У Чернова имеются в запасе шведский, норвежский, датский. Финский – худо-бедно, скорее – очень худо и очень бедно. А скандинавского он, извините, не учил.
– Не скандинав.
– А кто же?
Вот тебе и на! Список, что ли, закончен? Как в древнем анекдоте: Гиви, говорят, у тебя ребёнок родился, ну поздравляю! Мальчик?.. Нет?.. А кто же тогда?..
– Не понял, – осторожно сказал Чернов, – поясни – как это: либо римлянин, либо скандинав. А остальные? Разве могу быть кем-то иным?
– Кем? Больше никого нет!
– Послушай, Джованни, может, я плоховато говорю на твоём… э-э… римском, да? Но ведь есть же на земле другие народы, кроме римлян и скандинавов. Франки, например. Или галлы. Или вот славяне, я слышал…
– Где слышал? Бегун, ты что, с другой планеты?
– Представь, что это так. Это почти так. Рассказывай.
– Ну, – начал Джованни, и в голосе его Чернов почему-то не услышал удивления: утверждение, что сокамерник – «с другой планеты» не показалось ему кощунственным или вообще идиотским. С другой так с другой, кто спорит. И римлянин неспешно начал рассказ: – Давным-давно, почти две с лишним тысячи лет назад, на Земле было много разных племён. Но славные предводители римской армии шествовали по миру и насаждали повсюду власть Империи…
– Римской? – уточнил Чернов, прервав явно заученное наизусть повествование Джованни.
– Разумеется. Я продолжу. Со временем Империя разрослась до нынешних размеров. Пределы её таковы: с востока – океан Великий, с юга – Южный океан, с севера – Ледяной океан, а с запада, известное дело – Граница.
– Граница? С кем? – спросил Чернов, уже предполагая ответ.
– Со скандинавами.
– А их пределы каковы?
– На западе у них, естественно, тоже океан Великий, на юге – Южный, на севере – Ледяной, а на востоке – Граница.
– Что за граница такая?
– Просто граница двух Империй. Римской и Скандинавской, что тут непонятного?
Теперь до Чернова окончательно дошло: на всей матушке-Земле в этом ПВ наличествуют лишь две страны. Или Империи. Римляне и Скандинавы. Именно так, а не итальянцы и шведы!
– И когда же возникла эта Граница?
– Четыреста сорок два года назад, в нулевом году.
– Летосчисление идёт с момента образования Границы?
– С окончания Великой Вечной Войны. Обе империи истощили силы друг друга, постоянно отодвигая Границу то туда, то сюда. Потом, наконец, договорились о паритете, разметили границу…
– Посмотрел бы я на карту, коли можно бы… – с искренним сожалением вздохнул Чернов, походя соображая, что Карт в этом мире может и не быть.
Хотя почему: у римлян во времена Империи в ПВ Чернова картография была пристойно развита. В пределах известных земель, конечно…
– Сейчас покажу, – неожиданно сообщил Джованни и принялся рыться в стопке журналов на тумбочке возле койки.
Воспользовавшись паузой, Чернов оглядел камеру. Скорее даже комнату, а не камеру. Она была на удивление обжита: на стенах – фотографии смазливых дамочек, возле раковины – какая-то посуда, на полке над кроватью – книги и журналы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132