— Вы, конечно, не обижаетесь, — заговорил он добродушно. — Сейчас идет газета. Парни все заняты. А я вот… — Он развел руками. — Я здесь босс… Пока не принесли готовые полосы — могу поболтать. — Он кивнул на потолок: — А что там наш-то? Небось и слышать не хочет о вашем агентстве?
Петр рассмеялся:
— Обещал подумать…
— Подумать!
Алекс соскочил со стола и хлопнул Петра по колену.
— А мы вот что сделаем. Есть у вас что-нибудь о ваших космонавтах, а?
— Конечно.
— Пришлите мне завтра. Мне лично. И фотографии. Попробуем дать. А то вы запускаете межпланетные корабли, а мы даже у Рейтер не берем эти сообщения. Болваны!
Он рассмеялся.
— Не верите? Да тут кое-кому даже простое упоминание вашей страны — нож в сердце! Как будто вас и не существует.
Алекс перестал улыбаться.
— Надоели нам они… Так пришлете?
— Пришлю. А как же… Петр замялся.
— Что «как же»? Этот, что ли? Алекс опять кивнул наверх.
— Пропустит?
— Ха! «Пропустит»! Да он, что ли, делает газету? Он даже и знать не будет, что там напечатано, пока хозяева носом его не ткнут.
Он опять поскреб щеку.
— Старые хозяева.
2
Большая статья о советских космонавтах с фотографиями появилась через два дня.
Газета, опубликовавшая эти материалы, была одной из крупнейших в Гвиании, издававшейся на паях английским газетным концерном и гвианийской компанией.
В тот же вечер к Петру приехал Эдун, как всегда шумный и немного навеселе.
— Поздравляю! — закричал он уже с порога. — Пробился-таки!
Он устроился в кресле.
— А я тут на тебе пари проиграл!
— Пари?
Петр остановился вместе с разъездным столиком-баром, который он привычно вез к Эдуну.
— Ну да! Неделю назад поспорили мы с Алексом — напечатает он что-нибудь из материалов вашего агентства или нет. Напечатал-таки! Три гинеи с меня!
Он налил себе виски, бросил в стакан пару кубиков льда, не разбавляя, поболтал и разом выпил. Налил еще. Закурил, задумался.
— Что-нибудь случилось?
Последнее время Петр стал замечать, что Эдун много пьет. Он словно старался быстрее опьянеть, так, чтобы забыться, уйти от чего-то, что его мучило. И лишь когда язык его начинал заплетаться, он опять становился самим собой — общительным рубахой-парнем.
— Нет, ничего…
Эдун мотнул головой, словно отгоняя назойливую мысль, поднес к губам стакан. Поставил его на столик. Поднял глаза на Петра.
— Слушай, Питер, — вдруг заговорил он с тоской. — Тебе не кажется, что со мной что-то происходит?
— Что же?
— Ну… спиваюсь я, что ли.
В глазах Эдуна была мука. И Петр не выдержал его напряженного, умоляющего взгляда.
— Нет, а что? — сказал он неуверенно.
— Так… — Эдун потер лоб, сморщился, как от сильной головной боли. Потом тихо выдохнул: — Директора компании мной недовольны…
— Почему? — вырвалось у Петра.
Он точно знал, что «Ляйт» сейчас процветала. Тираж ее постоянно рос, голос становился все более и более влиятельным. Причиной успеха была линия газеты, линия Эдуна Огуде.
Среди местных газет «Ляйт» считалась левой. И все те, кто задыхался в потоке информации западных агентств, устал от бесконечной «промывки мозгов» — тянулся к «Ляйту». Здесь постоянно появлялись и материалы Информага.
— Я устал… — Эдун сидел, откинувшись в кресле, обхватив худые, угловатые колени. Глаза его были полузакрыты тяжелыми, набухшими веками. Он говорил как в полусне: — Вчера меня пригласил на ленч прессатташе одного западного посольства. Пришел в редакцию, принес большой цейсовский бинокль в подарок. Я взял… — Он потянулся к стакану, отпил. — Мы встречались и раньше. Тоже ленчи, обеды. А под конец — конверт: полсотни фунтов и пара статей. — Он поднял взгляд: — Сделаны умно. Учат нас выбирать друзей…
— Ну и…
Петр кое-что знал об этих «методах», практикуемых пресс-атташе западных посольств в Гвиании. Это называлось «расходы на прессу».
— Я отказывался… — Эдун пожал плечами. — А что толку? Эти же статьи появлялись в других газетах. А то и в самой «Ляйт». — Он грустно улыбнулся. — Ты знаешь, как мало зарабатывают наши журналисты. Они нищие, если… не будут работать на кого-нибудь. Вот и работают — кто на иностранные фирмы, кто на западные посольства…
В его голосе была горечь.
— Паблисити! Чего только не прикрывают этим словом! Я выгнал одного из моих заместителей. Он пригласил мистера Шварца, того самого пресс-атташе, к себе на день рождения. Шварц спросил — есть ли у него музыка. А потом повез в магазин и тут же купил ему дорогой магнитофон. И вся редакция завидовала! Один я возмутился…
Он отпил опять.
— Я выгнал, а дирекция перевела его редактором одной из наших провинциальных газет…
Алкоголь начинал оказывать свое действие. Глаза Эдуна блестели. Он улыбнулся.
— Вот среди такой мерзости и приходится жить. Проституирование во всем. Все хотят урвать для себя. Как, откуда — безразлично. Вот и моя жена… (Эдун только что женился. Он взял жену из родной деревни и заплатил за нее выкуп — сто пятьдесят фунтов. Она была учительницей.)
Он залпом допил виски.
— Сегодня устроила мне скандал. Моей зарплаты ей мало… А… хватит говорить об этом. — Лицо его ожило, повеселело. Он махнул рукой: — К черту все!
Они провели вместе весь вечер. Эдун разошелся, попросил включить радиолу и принялся учить Веру танцевать «хай лайф».
Из всей этой троицы друзей — Сэм, Эдун, Томас — реже всех Петр виделся с Томасом.
3
Томас был деловым человеком. Он казался целиком погруженным в свои дела и воспитание детей. А детей у него было много — восемь дочерей и один сын, младший, рождение которого стоило жизни его матери.
Томас заезжал к Николаевым редко — обычно днем, по пути на какую-нибудь деловую встречу поблизости.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73