— Какой же у вас тираж? Войтович приготовил блокнот.
— Три тысячи, — ответил за редактора Петр.
— Сейчас три тысячи двести, — поправил его Данбата. — Но учтите, что каждый наш номер читают до тысячи человек. То есть, конечно, не читают, у нас мало кто умеет читать. Но тот, кто умеет, читает газету очень многим: друзьям, друзьям друзей… Ее читают в школах, на рынке, в мечети. У наших читателей нет денег, чтобы давать нам платные объявления, но пенсы, на которые они покупают нашу газету, нам дороже.
Помолчали. Редактор с нескрываемым интересом рассматривал гостей. Наконец он улыбнулся Петру:
— Я ведь вас знаю, мистер Николаев. — Он лукаво подмигнул. — У газетчиков хорошая память. Я был фоторепортером «Голоса Севера» и снимал, когда комиссар Прайс арестовал вас в «Сентрале». Помните дело «Хамелеон»? — Он покрутил головой. — Как быстро летит время! А вот теперь я редактор «Черной звезды». Камеру держу в руках, только чтобы подзаработать на жизнь — снимаю на вечеринках, похоронах, свадьбах. Газета ведь ничего не дает!
— А почему бы вам ее не закрыть? — спросил Войтович.
— Как? — Редактор даже подскочил на стуле. — А кто же тогда будет говорить людям правду? Уж не мой ли братец в «Голосе Севера», а вернее — в «Голосе Лондона»? «Звезда» существует уже двадцать лет. Мы выходили даже при колонизаторах. Семь редакторов сидели в эмирских тюрьмах. Пять раз редакцию сжигали со всеми машинами, а мы выходим. И все-таки порой тяжело! Особенно сейчас! Вы ведь, наверное, знаете, что эмиры готовят «День Икс». Об этом сейчас не знают разве что власти в Луисе, разумеется. Здешние-то все заодно с феодалами, а за теми — англичане. Ох и крови прольется!
ГЛАВА V

1
…Да, вчерашний денек выдался на редкость бурным! Утром они с Анджеем встали с тяжелыми головами: ленчем, на который они были приглашены Жаком и Ларсеном, дело не ограничилось, и накануне вечером им пришлось ужинать в доме у шведа.
Жена Ларсена Ингрид, хрупкая, болезненная женщина лет сорока пяти, искренне обрадовалась гостям. Она не скрывала, что в Гвиании ей было тоскливо, жаловалась на африканский климат. Она много курила, но не пила. Зато Ларсен щедро подливал «смирновской», с маркой «Сделано в США», и себе и гостям.
Ингрид с интересом рассматривала их и задавала вопросы — робкие и наивные. С «красными», по ее словам, она встречалась впервые. Ларсен похохатывал, но, когда он смотрел на жену, его глаза были полны нежности.
Выпив, Жак снова стал тем веселым и жизнерадостным пар нем, к которому Петр привык в Луисе. Он сыпал шутками и то и дело вспоминал о своих приключениях в саванне. Истории были фантастические.
Ларсен серьезно кивал: чем больше он пил, тем становился молчаливее, лицо его каменело. Зато Петр чувствовал, как с каждым глотком мрачное напряжение, державшее его с той тревожной ночи, слабеет, отпускает и дерзкая смелость закипает там, где гулко бьется сердце.
Он выждал момент, когда вниманием четы Ларсенов целиком завладел Войтович, и, неожиданно наклонившись через низкий столик к сидевшему напротив Жаку, вдруг спросил, глядя прямо в глаза французу:
— Это ты стрелял… тогда… на свадьбе у Сэма? Кто он, тот парень, убитый тобою? Кто ты?
Жак расслабленно откинулся на спинку кресла.
— Во всей этой игре…
Он не договорил, миссис Ларсен обратилась к Петру:
— А правда ли, что вашим женщинам запрещают одеваться по моде?
И пока Петр терпеливо отвечал, Жак налил себе «смирновской». Выпил, потом решительно встал и пошел к двери.
— Извините, — сказал он, прислоняясь к косяку. — Мне плохо.
Хозяйка сразу же вскочила и пошла за ним. Минуты через три она вернулась, смущенно улыбаясь:
— Спит. Я уложила его на диване в кабинете.
Ларсен серьезно кивнул. А Петр, все больше чувствуя себя во власти легкой, дурманящей теплоты, твердо решил, что завтра он продолжит разговор и выяснит у француза все начистоту.
…Жак появился в гостиной вновь лишь минут за десять до того, как гости собрались уходить. Он был почти трезв, лишь глаза его были красными, как от бессонницы. Семейство Ларсенов настояло, чтобы он остался ночевать у них. Гостей отвез в «Сентрал» сам Ларсен.
На следующее утро их разбудил стюард, который вместе с утренним чаем принес пакет из министерства информации Севера. Господам иностранным журналистам напоминали, что военные власти устраивают сегодня в девять часов утра пресс-конференцию.
И хотя бумага была составлена в самых обычных казенных выражениях, Петру почудилось в ней нечто тревожное: не в местных обычаях было напоминать журналистам о подобных мероприятиях.
Наскоро позавтракав, они поспешили в конференц-зал «Сент-рала».
Небольшое помещение, отделанное резными панелями красного дерева, было забитр до отказа. И опять Петр почувствовал смутную тревогу: как-то все здесь было необычно. Собравшиеся хмуро молчали, лишь кое-кто перебрасывался редкими, скупыми фразами.
Представители западных информационных агентств сидели в окружении своих «стрингеров», гвианийцев, работавших на эти агентства на Севере страны. Кое у кого на коленях стояли портативные пишущие машинки с заправленными в них бланками телеграмм.
На небольшую эстраду, фоном которой служил развернутый флаг Гвиании, откуда-то сбоку один за другим легко поднялись три солдата с автоматами наизготовку. Двое стали по краям, направив оружие в зал, третий быстро осмотрел низенький столик с микрофоном, одинокое кресло, стоящее перед ним, и отошел. Затем на эстраду упругим шагом поднялся молодой офицер с листком бумаги в руке. Вид у него был мрачный и озабоченный.
— Майор Нзеку, — пронесся шепот по залу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73