-е. наз-
вание потеряет свой смысл.
При единичном же переименовании нужно иметь в виду, что здесь проис-
ходит вытеснение одного слова другим. Этот момент и только он и является
агитационным. Переименование ощущается больше всего в момент вытеснения.
Может быть, отчасти этим объясняется существование в практике церкви,
имеющей несомненный опыт в технологии языка, двух имен для одного чело-
века, при неполном вытеснении старого имени новым, например, не только
Ярослав не христианское имя, но и современник Ивана Грозного Морозов но-
сил имя, не обозначенное в святцах - Дружина.
Быт ощущается в момент становления его.
Названия улиц Ленинграда были в 1919 г. знаком перемены, сейчас они
средства обозначения.
В словах "август, июнь, июль, царь, король" есть, вернее были, момен-
ты увековечения имени, но эти слова "привились" и потеряли этот элемент.
Чем лучше прививается переименование, тем оно бесполезнее. Как только
слово приростает к вещи, оно перестает ощущаться и лишается эмоцио-
нального тона. При более сложных переименованиях, когда образуются новые
слова, происходит не только вытеснение одного слова другим, но и впаде-
ние нового слова в сферу старого.
Возьмем слово "октябрины", оно образовано из октября и крестины.
Несомненно, что это слово втягивает понятие в поле религиозного обря-
да. Оно не только вытесняет обряд, но и носит в себе его следы.
Оппозиция, имевшая место в некоторых коллективах против "октябрины" -
вероятно, вызвана "инами", так как это окончание несет в себе неожидан-
ный, но навязчивый смысловой тон.
Иногда языковая техника пользуется тем новым смысловым ореолом, кото-
рый получило старое слово.
Например, название "Чрезвычайная Комиссия по ликвидации безграмотнос-
ти" дает слово "Чрезвычайная" не в смысле необычная, а в связи со вторым
словом "комиссия", таким образом, получается не чрезвычайная + комиссия
+ по ликвидации безграмотности, а чрезвычайная комиссия + по ликвидации
безграмотности, т.-е. как бы частный случай Ч. К., на фоне которой и
ощущается все построение.
Таково значение укрепления и создания нового названия
Но дальше происходит явление, которое лучше всего исследовать на
"языке революции".
Слово и целое выражение становится заклинанием.
Между термином, обычно выражаемым в нескольких словах, и предметом
устанавливается привычная связь. При чем "выражение" обозначает уже не
предмет, а, так сказать, место, занимаемое им в пространстве.
Граница явлений, соответствующих "выражению", быстро растет, переход-
ные явления стремятся слиться с канонизованным. Они как бы закладываются
за него, как за богатого сеньора.
Выражение становится фальшивой тенью предмета. В частном случае явля-
ется то, что называется "революционной фразой".
Предполагается, что понятие, один раз проформулированное, останавли-
вается.
Так продолжается до того момента, когда получается отрыв.
Особенностью стиля Ленина является отсутствие заклинания.
Каждая речь или статья как будто начинает все сначала. Терминов нет,
они являются уже в середине данной вещи, как конкретный результат разде-
лительной работы.
Спор Ленина со своими противниками, будут-ли то его враги или товари-
щи по партии, начинается обычно со спора "о словах" - утверждения, что
слова изменились.
К самой "языковой стихии", которую Ленин хорошо понимал, у него свое-
образное отношение, ироническое отталкивание.
"Я бы очень хотел взять, например, несколько гострестов (если выра-
жаться этим прекрасным русским языком, который так хвалит Тургенев) и
показать, как мы умеем хозяйничать". (Основные задачи партии при Нэп'е,
стр. 137). Здесь можно подумать, что ирония относится к слову "гост-
рест".
Но вот другой пример.
"Этого мы не сознаем, тут осталось коммунистическое чванство, комч-
ванство, выражаясь тем же великим русским языком" (там же, стр. 139).
Здесь интересно, что слово создается на наших глазах и в то же время
подчеркивается его противоречие с "языковой стихией", которая и сущест-
вует для того, чтобы ей противоречили.
Формула, когда она является в агитационной работе Ленина, организова-
на так, чтобы не закрепиться.
Ленин презирает людей, которые заучили книжки. Его стиль состоит в
снижении революционной фразы, в замене ее традиционных слов бытовым си-
нонимом.
В этом отношении стиль Ленина близко примыкает по своему основному
приему к стилю Льва Толстого. Ленин против названья, он устанавливает
каждый раз между словом и предметом новое отношение, не называя вещи и
не закрепляя новое название.
Любопытно бегло просмотреть, как употреблял Ленин в своих статьях и
речах бытовой материал. Прежде всего он берет часто материал невероят-
ный, такой, который как будто подлежит замалчиванию.
Один воронежский профессор написал Ленину письмо, где перечислил все
беды, которые он испытывал в провинции. Начальник отряда, расквартиро-
ванного в его квартире, вмешивался в частную жизнь профессора и требо-
вал, например, чтобы тот спал в одной постели со своей женой.
Ленин ответил на это письмо.
В этом ответе он остановился на самом остром моменте, доказывая, что
-"Во-первых, поскольку желание интеллигентных людей иметь по две кро-
вати, на мужа и на жену, есть желание законное (а оно, несомненно, за-
конное), постольку для осуществления его необходим более высокий зарабо-
ток, чем средний. Не может же автор письма не знать, что в "среднем" на
российского гражданина никогда по одной кровати не приходилось" (том
XVI, стр.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139