У него широкие связи...
Радиоприемник негромко, но настойчиво передавал твист. Старый Шаймардон время от времени с удивлением прислушивался к музыке, когда менялся ритм, и снова продолжал разговор. Они сидели втроем на белом войлочном ковре, Шаймардон, Шарипов и однорукий Раджаб, и пили разбавленное водой и сдобренное тертым перцем до розового цвета кислое молоко.
- Нужно сменить батареи, - сказал старик. - Эта американская музыка хороша только тогда, когда от ее звуков не слышишь собственных мыслей.
- Вам в самом деле нравится эта музыка? - спросил Шарипов.
- Нравится, - ответил старик. - Она напоминает памирские танцы, которые так хорошо исполнял в дни моей молодости кривой Саид... Только инструменты другие - менее совершенные, но более громкие.
Шарипов недоверчиво посмотрел на Шаймардона - он не знал, шутит ли старик или говорит серьезно, и снова направил разговор на то, какие изменения произошли в кишлаке за последние годы, кто приехал сюда, кто уехал.
"Конечно, - думал он, - лучше всего было бы просто сказать старику, что меня интересует именно этот вопрос. А не хитрить. Но я не знаю, можно ли это делать, и пусть будет так, как есть".
Старый Шаймардон отвечал на этот раз на расспросы Шарипова о кишлаке - а он был живой его историей - менее охотно, чем обычно. Очевидно, он почувствовал в вопросах Шарипова какую-то определенную цель, но цель неясную и недобрую, и разговаривал медленно и неохотно. И лицо старика не имело в этот раз того нежного, чуть иронического выражения, какое появлялось у него всегда, когда он смотрел на Давлята, а стало замкнутым и напряженным.
Приезд старинного приятеля Шаймардона из Кипчака был в этот вечер более чем некстати, но встретил его Шаймардон радостно, как самого дорогого и желанного гостя.
Что ж, подумал Шарипов, если у русских в таких случаях хоть про себя вспоминают пословицу: "Нежданный гость - хуже татарина", то у таджиков обязательно говорят вслух: "Нежданный гость - дар божий".
Мусафет Зайнутдин - седобородый Зайнутдин приехал в кишлак Митта, чтобы посоветоваться с мулло Букротом - старик жаловался на то, что по временам без всяких причин сердце у него начинает дрожать, как овечий курдюк, и тогда бывает трудно даже пошевелиться.
Старый Шаймардон, искоса поглядывая на Шарипова и однорукого Раджаба, начал расхваливать мулло Махмуда.
- Русские врачи, - говорил он, - записывали каждое его слово, потому что они хотят овладеть его передовым опытом. И это у нас очень хорошо заведено, что передовой опыт равно пастуха и строителя или сельского врачевателя - табиба изучается, чтобы обратить его на пользу богу и людям. И воистину наступило такое время, когда все хорошее люди не прячут, а передают друг другу, а скрывать что-либо им приходится только тогда, когда задумали они что-то плохое, когда они не доверяют другим людям и боятся, что не будут доверять и им...
"Старик все понимает, - подумал Шарипов. - Или, вернее, не все понимает, но о многом догадывается, многое чувствует тонко и точно... Нет, не много найдешь сейчас таких людей, как мой дед Шаймардон, - мы все мельче его и суетливее..."
- Мы пригласим мулло Махмуда сюда, - сказал Шаймардон и, прищурясь, искоса взглянул на Шарипова. - Многие вечера провел он в этом доме, и беседа его всегда была мудрой и поучительной, и ни разу не помню я, чтобы он сказал что-нибудь такое, что можно было бы истолковать как слова, сказанные во имя личной корысти.
"Это будет очень горько старику, - подумал Шарипов. - Очень горько и обидно будет ему узнать, кто же в самом деле этот мулло Махмуд. Но я уверен, даже это не заставит его по-другому думать о мире и людях. Своим диалектическим ясным умом он и здесь сумеет отделить белое от черного, доброе от злого... И все-таки как быть? Очевидно, нужно вызваться самому пойти за мулло Махмудом. Нужно идти самому. Нужно кончать".
Г л а в а с о р о к в о с ь м а я, которая называется
"Если увидишь гадину..."
Мой отец, да помилует его аллах,
говорил мне: "Всякую хорошую вещь,
какого бы то ни было рода, можно
оценить известным количеством дурных
вещей такого же рода. Например, одна
хорошая лошадь стоит сто динаров, а
пять скверных лошадей стоят вместе
сто динаров. Это относится и к
верблюдам и к разным одеждам, но не к
сынам Адама, так как тысяча негодных
людей не стоит и одного хорошего
человека". И он был прав, да помилует
его аллах.
У с а м а и б н М у н к ы з
- Вот мы, наконец, и встретились, - спокойно и негромко сказал генерал Коваль, вставая навстречу мулло Махмуду. - Прошу. - Он показал рукой на круглый столик со стеклянной крышкой, проводил к нему мулло Махмуда и сам сел против него, откинувшись на спинку кресла.
Вот он и сидел перед ним, этот Причардс, граф Глуховский, мулло Махмуд. Тихий, усталый, старый человек.
"Это страх сделал его таким, - думал Степан Кириллович. - Постоянный страх, который он переживал эти годы, надел на него эту личину, постоянная боязнь попасться сделала его таким смиренным. Мне знакомо это спокойствие. Спокойствие человека, который всегда боялся, что попадется, и, наконец, попался. Когда человек очень долго ждет плохого, он часто испытывает облегчение, если это плохое совершается. Это страх сделал его таким".
"Знает ли этот человек, что он опасно болен? - думал мулло Махмуд. Что у него плохо с сердцем. А возможно, и с почками. Что такие мешки под глазами, и такая дряблая кожа, и такая одышка бывают у людей, когда никто уже не может поручиться, что завтра утром они поднимутся с постели. Что ему нельзя работать. Трудно, видимо, ему жилось, если он стал таким. Я видел это когда-то и у наших контрразведчиков.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113