Двое держат казино и бордели в этих же округах. Семейка процветает, что и говорить. Только один братишка, Фрэнки, самый старший, не дожил до этого процветания. Вот как люди устраиваются, Харви, не то что мы с тобой.
— Если всем известно, что Юдлы — бандиты, то как же им удалось пробраться в шерифы? — поинтересовался Степан.
— Нас, честных фермеров, никто и не спрашивал. Юдла избрали старатели. Собрались толпой в салуне, проголосовали, да и разбежались опять по участкам. А что? Старателям главное — чтобы их не грабили. Их и не грабят. А то, что творится на дорогах, — это никого не касается. Честный скотовод не может перегнать стадо, чтобы не лишиться по пути десятка голов, а то и больше. И будет счастлив безмерно, если этим обойдется. А то ведь может и не вернуться на ранчо. И пожаловаться некому честному работяге!
— Это ты о себе? — спросил Харви.
— Я никогда не жалуюсь. Но таких, как я, здесь мало.
— А я вот знаю место, где много таких, как ты.
— Это где же?
— В тюрьме Синг-Синг.
Шутка понравилась Бену, и он еще долго посмеивался, показывая гостям свое жилище.
— Вот моя камера, а вот — ваши нары, — ухмылялся он. — Переночуете, а наутро захотите, чтоб вам накинули срок. Можете просить хоть пожизненное, я не против.
Узнав, что Харви со Степаном отправляются в горы, он поделился с ними своим запасом веревок и свечей, а потом еще и выволок из сарая мешок с самым лучшим топливом на свете. Это были бизоньи лепешки.
Вечером, достав первую бутылку виски из заветного ящика, он охотно поделился своими географическими познаниями.
— Если двигаться отсюда на север, сначала вдоль Зеленой Реки, а потом, после перевала Ганнета, по долине Змеиной Реки, то как раз через неделю вы увидите землю, из которой бьют фонтаны кипятка. Да-да, парни, целые фонтаны пара вылетают прямо из грязи. А в родниках там можно спокойно варить мясо. Я и сам варил. Неплохо получается, только соли расходуется слишком много. Вы увидите по берегам реки целые тучи огромных бизонов. Они там никого не боятся, и их убивают с пяти шагов.
— Извини, Бен, — невинно улыбаясь, сказал Харви Дрейк. — Кажется, то место, о котором ты говоришь, называется Йеллоустонский парк?
— Ну да.
— Я слышал, что там запрещена охота.
— Ну да, запрещена. Да там никто и не охотится всерьез. А есть парни, которые стреляют там оленей-вапити только ради того, чтобы выдернуть им зубы. Пара оленьих клыков стоит в большом городе десять долларов, говорят. Щеголи из "Ордена Американского Лося" носят их на золотой цепочке. Вполне прилично можно заработать. Вы, парни, не за клыками собрались?
— Нет, Бен, нам в другую сторону, — сказал Степан.
— Жалко, что мне надо гнать стадо. Я бы охотно помог вам перевалить через горы. В горах трудно без проводника. Я в первые годы испытал это на своей шкуре. Чуть без ног не остался, так обморозился. А эти чертовы лавины… И все же здесь хорошо, парни. Не знаю, как я жил в городе. Почти половину жизни зря потратил. Спасибо тебе, Харви. Это ведь ты подсказал, где можно отсидеться после канзасского дела. Я думал, что просто перезимую тут, в Гарленде. И застрял навсегда. А ты все мотаешься по Западу?
— Я не мотаюсь, — важно ответил Харви. — Я работаю проводником в экспедиции Смитсоновского института. Это тебе не вагоны грабить. Институт! Наука, одним словом.
На рассвете Бен встал вместе с ними, чертыхаясь от головной боли. Он помог собраться и, прощаясь, напомнил:
— Если окажетесь на Йеллоустоне, не забывайте, парни, про кипящие родники. Не суйте туда руки, как я сунул однажды сдуру.
Гончар первый раз видел настоящего живого бандита, с которым ему было жаль расставаться.
Желтый пес бежал за ними, и несколько местных собак провожали его. Они отстали, только когда всадники выбрались на дорогу.
Пегие пони шли легко и быстро, мулов тоже не приходилось подгонять. В голове еще перекатывались острые камешки похмелья, но утренний свежий ветер быстро взбодрил Степана.
Дорога вела все выше и выше. К середине дня они уже были за первым перевалом, и здесь, на южном склоне, остановились на отдых.
Солнце обжигало лицо, но камни оставались холодными. Гончар положил на валун свою куртку и сел на нее. Когда глядишь на мир с высоты тысячи футов, с кружкой кофе в одной руке и сигарой в другой, начинаешь завидовать самому себе. Тропа извивалась длинными петлями по склону, то пропадая за деревьями, то снова белея в траве. Далеко внизу, в долине, тропу было уже не разглядеть, но зато хорошо виднелась дорога, к которой она вела.
Харви Дрейк стоял рядом, дымя самокруткой.
— Чем крепче табак, тем приятнее кажется горный воздух, — сказал Степан. — Все равно что закусывать бренди лимоном.
— Бренди? Лимоном? Так пьют моряки?
— Нет. Так я пил раньше.
— Я такого никогда не видел, — сказал Харви. — Мне приходилось пить бренди с людьми в дорогих фраках, но никто из них не закусывал лимоном.
— Люди в дорогих фраках не изучали химию. Бренди — это щелочь, а лимон — кислота. Лимонный сок очищает рот от остатков коньяка. Поэтому каждая новая рюмка воспринимается как первая, во всем богатстве вкуса. И точно такая же история с горным воздухом и крепким табаком.
— Слова-то все какие умные. Может, тебе и в самом деле заняться наукой? — спросил Харви.
— Например, ветеринарией?
Степан допил последний глоток кофе и вытряхнул гущу, постучав кружкой о край камня. До лагеря доктора Фарбера оставалось совсем немного. Миль десять по дороге.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113