Лешеки, испугавшись, что их могут схватить, уже раньше незаметно скрылись со своей свитой. Для тех, кто остался, путь был отрезан. Лютый, перехватывая беглецов на холме, гнал их обратно на поле брани, окружённое полянами со всех сторон.В плен не брали; началась дикая резня и разгром кучки отчаянно сопротивлявшихся людей, которым разбивали молотом черепа и пронзали копьями грудь. Вся долина и склоны холмов были покрыты трупами, и, когда стемнело, больше некому было сражаться и некого было убивать. Военачальники верхами объезжали поле битвы, а воины, опьяневшие от ярости, добивали тех, что ещё содрогались и стонали.Последний закатный луч озарил ужасающее зрелище — поле, усеянное убитыми, которых смерть застигла в разные минуты борьбы. Одни лежали лицом к земле, другие — обернувшись к небу, были и такие, которые опирались на окостеневшие руки, словно ещё хотели подняться, то тут, то там торчали задранные кверху ноги. Кое-где враг лежал рядом с тем, кто его добил, не в силах вырваться из последнего объятия. По полю бродили верные кони, обнюхивая трупы в поисках погибшего хозяина.Пястун, окружённый воеводами, окинул взглядом холмы: рассыпавшиеся по склонам кучки воинов, поднимая обагрённые кровью руки, провозглашали победу.Когда настала ночь, поляне развели костры и запели песни. Челядь обходила с факелами поле брали, стаскивая одежду с убитых.Хоронить их не спешили, чтобы дать птицам, беспокойно кружившимся в вышине, наесться досыта. Позже из-за туч выплыла луна и осветила огромное, заваленное трупами поле. Выхваченные из мрака бледными лучами, трупы, казалось, ожили и встают, но — они были мертвы, и из лесу уже сбегались на пир волки и выли, требуя своей доли.Пястун сидел у огня, окружённый воеводами. Стали держать совет, идти ли дальше, или успокоиться на достигнутом.Старый князь, по своему обыкновению, долго слушал, что говорили другие, не торопясь выносить решение. Наконец, когда все кругом высказались, он молвил:— Двое воевод пустятся в погоню за беглецами и отомстят поморянам за набег. Этого достаточно для устрашения… А мы здесь, на том месте, где боги даровали нам победу, на костях врагов наших воздвигнем престольный град и наречём его Кнезно Кнезно — так автор называет древний польский город Гнезно, приписывая его основание первому Пясту и выводя, таким образом, название города из слова «князь» (кнезь). Согласно же легенде Гнезно основал родоначальник польского народа Лех. Увидав на месте нынешнего Гнезна орлиное гнездо, он будто бы сказал: «Будем гнездиться здесь». Так якобы произошли и название Гнезна (Гнездна) и польский герб — белый орёл.

Завтра мы погребём тела, дабы не заражали они воздух и землю, а когда народ отдохнёт, немедля начнём возводить город, обнеся его крепостным валом.Единодушным радостным возгласом все подхватили: «Кнезно!» А воеводы встали, друг перед другом добиваясь дозволения идти на Поморье. За каждым числились какие-нибудь заслуги, и уже разгорался у них спор, но князь разрешил его, дав приказ Лютому и Больку Чёрному завтра же выступить в поход. Остальные умолкли, но смотрели на них с завистью.В стороне у костра лежал раненый Добек, а подле него стояли Людек, сын Вишей, и Доман. С великим ожесточением сражался Добек в тот день и перебил кучу врагов, пока один из них из последних сил, уже упав наземь, вонзил ему в ногу копьё. Древко тотчас же извлекли, но осталась глубокая рана, а листья и древесная губка, которые ему все время прикладывали, не смогли остановить кровь. Он был бледен и стонал от боли, но с лица его не сходила улыбка и радостно блестели глаза, а когда он терял сознание, его мгновенно приводила в себя мысль о том, что, наконец, отомстили дикарям, опустошавшим страну.— Ох, как вредно лежать тут, на выгоне, и смотреть на трупы, — заметил Доман. — Визун уже отправился в храм, омочив копьё в крови врагов… но мы отвезём тебя к нему на остров. Он промоет твои раны святой водой, да и перевяжет их лучше, чем мы… Так и меня там спасли от смерти. Я сяду на весла и сам отвезу тебя.Самбор, стоявший за Людеком, тоже предложил свои услуги:— Возьмите меня с собой… Я буду держать его голову на коленях…Все вокруг стали проситься на остров: Доман, Людек, Самбор, и всех влекла туда Дива, всем хотелось увидеть её.— Я бы с радостью поехал, — сказал её брат Людек, — но у меня сердце изболится при виде родной сестры, прикованной там к жертвеннику, между тем как в ином месте она могла бы стать полновластной хозяйкой дома… Нет, я не поеду… вы поклонитесь ей от меня… А ты, Доман?— О, я поеду! — воскликнул Доман. — Непременно поеду. Она меня ранила и пролила мою кровь, но потом, когда я, больной и раненый, приплыл на остров, она выхаживала меня и спасла мне жизнь.— Поклонитесь ей от меня! — повторил Людек. — От меня, от брата и сестёр, от наших стен и порога и от домашнего очага.Добек молчал, его подняли на руки и отнесли в чёлн. Доман сам положил его голову к себе на колени, а Самбору, который укутывал ему ноги, передал весла. Чёлн медленно поплыл. Ночь была светлая, и они видели, как в лучах луны плясали на воде русалки; как вдалеке, над гладью озера, вдруг подымались их головки и исчезали, едва они приближались; как белые их руки отжимали косы, с которых падали прозрачные капли; потом почудилось им, будто кто-то поёт, но, подплыв ближе, они нашли только бурлящий водоворот, который вспенили плясуньи.Наконец, показался остров, деревья вдали, розоватый столб дыма над храмом и красные окошки хат, а на лужайке — становище укрывшихся от поморян людей, до которых шум битвы доносился лишь в вое ветра.Когда чёлн стал приближаться к острову, на берегу собралась толпа любопытных, а среди них и Дива, которая всматривалась вдаль, словно кого-то ждала.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137