Но ведь жизнь-то я люблю, люблю до страсти, люблю людей, траву, деревья, солнце, музыку, книги... Люблю кожей, умом, зрением - всеми пятью чувствами.
Интересно, что сказала бы обо всем этом Лиза. Лиза. ЛИЗА. Хочется без конца писать ее имя. Но довольно.
_____
Общий совет у О. Решается судьба передатчика и моя. Я вроде как при нем. Ну, все равно! Г. С., майор и О. - все четверо согласились перебросить меня и передатчик в партизанский район южной зоны. В качестве сопровождающей (так полагается у подпольщиков) поедет Н. Она сама, оказывается, вызвалась ехать. Обстоятельство осложняющее. Не было бы его, прыгал бы до потолка. Иду в партизаны! Ура!
Поезд Париж - Тулуза через Бриё. Битком набитый вагон. Рядом с Н. чемодан, тоже битком набитый. Передатчик и три красивые аккуратные бомбочки, бог весть как раздобытые О. "Это наши подарки маки", - скромно сказал профессор, вручая все это нам в дорогу. Н. принаряжена, на мне впервые за три года - приличный синий костюм, принесенный с улицы Лурмель. У обоих - художественно сфабрикованные документы. Блокнот тоже едет очень привык к нему, скучаю, если день не удается что-то в него вписать. Решил - в случае тревоги выбрасываю в окно. Все записи по-русски, переводчика найти не так-то легко, да и кто будет интересоваться выброшенной потрепанной книжкой?
Н. наклоняется ко мне, снимает пушинки с костюма, что-то шепчет. Толстая француженка улыбается нам:
- Вы муж и жена или брат и сестра?
Меня просто кипятком обдало. Н., вся красная, отвечает:
- Дени мой брат, мадам.
Толстуха очень довольна:
- Ага, то-то вы оба так похожи. Не близнецы?
- Нет, мадам.
- А у моей сестры близняшки. Мальчик и девочка. Такие ангелочки восторг! Зовут Анри и Анриетт.
Толстуха заводится надолго. Я не слушаю. Думаю о своем. Внезапно крики: в поезде кого-то выловили, кто-то спрыгивает на ходу. Вслед три-четыре выстрела.
- Обход! Проверка документов!
- Боши! Боши!
- Господа, они обыскивают даже вещи. А если везешь продукты семье, это тоже запрещено?
- Неслыханно! Самоуправство!
Обход приближается с двух сторон. На площадках - солдаты с автоматами. Первая мысль - выпрыгнуть из вагона на ходу. Переглядываемся с Н. Невозможно. Взорвемся не мы одни. В поезде много детей. Остается ждать. Вот он, "шкурный момент". Блокнот мой наготове. Как только покажется фашистская морда, вышвыриваю. Хочется написать напоследок лирич...
_____
Даня не успел. Они показались неожиданно - двое с разных концов вагона. Два купе (в том числе Данино) были как раз посередке и последние в их осмотре. Оба немца молодые, лощеные, в форме СС. Возможно, разыскивали кого-то определенного. Всматриваются в лица. Долго оглядывают толстуху, хотя с первого взгляда ясно, что это добродетельная мать большого семейства. А может, маскировка? Во всяком случае, ее документ изучают долго. Потом - к Николь и Дане:
- Куда следуете?
- В Тулузу, к родственникам.
Они не спрашивают к кому, их это не интересует, но Даня торопится их предупредить. Немец бегло просматривает документы Николь и Дани и возвращает. Физиономия у него кислая. Видно, надоело рыскать по всему составу. Он спрашивает по-немецки второго:
- Вы уже осмотрели их вещи?
- Нет еще, господин лейтенант.
- Тогда приступайте.
Второму немцу тоже лень копаться во всех этих колбасах и домашних печеньях, которые французы везут в подарок оголодавшей родне. Он наугад ткнул пальцем в чемодан Николь. "Зачем, ах, зачем она поставила его на самом виду!" - тоскливо мелькнуло у Дани.
- Что у вас здесь, мадемуазель?
Даня прикинул: если прыгнуть на того, что пониже, можно сдавить ему глотку, возможно, даже придушить...
Николь чарующе улыбнулась:
- Бомбы, мсье. Показать вам?
Лейтенант презрительно морщится:
- Неоригинально, мадемуазель. Придумайте что-нибудь поновее, а главное - поостроумнее. Уже трижды в этом поезде нам отвечали точно так же и показывали сыры. А еще говорят, что вы, французы, славитесь своим остроумием!
Лейтенант был так задет, что хотел уколоть эту долговязую француженку как можно больнее. Николь раздувает ноздри. Говорит вызывающе:
- Нет, вы все-таки заглянули бы в чемодан. А вдруг там и правда бомбы...
- Кушайте их на здоровье сами, - сухо отвечает лейтенант, и оба немца с достоинством покидают купе.
Даня, закусив губы, смотрит на Николь. "О, чертовка, нахалка, отчаянная голова, погоди, дай срок, я с тобой рассчитаюсь, клятву даю!" грозят его глаза.
Николь внезапно роняет голову на его плечо, хлюпает по-детски.
- Нервишки! - презрительно кидает Даня, но плеча не отнимает.
- Бедняжечка моя, не плачьте! Они ушли, эти животные, не плачьте же, милочка! - причитает над Николь толстуха.
2. БУДНИ МАКИ
- Девчонок в отряд не берем, - категорическим тоном сказал капитан Байяр.
- А я вовсе и не девчонка! - запальчиво возразила Николь.
- Кто же ты тогда?
- Подпольщица. Член парижской группы Сопротивления. Работала связной. Кроме того, в нашем книжном магазине была явка. Нас с сестрой знают во многих районах Парижа. Неужто Гюстав в том письме, что я вам привезла, не написал об этом? Тогда можете спросить вот его. - Николь ткнула пальцем в Даню.
Он поспешил ей на помощь:
- Это все правда, господин капитан. В Париже мы вместе работали в группе Гюстава. В книжной лавке сестер Лавинь мы все собирались, как в штабе организации. А в последнее время Николь помогала нам в работе с радиопередатчиком. Она очень точная, исполнительная, на нее вполне можно положиться.
- Та-та-та! "Исполнительная", "точная", "можно положиться"! передразнил его Байяр. - А история с бомбами в поезде, которую вы мне рассказали, - ее тоже сюда прикажешь приплюсовать?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101