Все плечо в смоле вымазал.
Гриша взглянул на свое плечо: маленькое пятнышко, отчистится.
Но после обеда мать неумолимо приказала:
- Снимай, кавалер, форму.
И дала ему ситцевую рубаху и старые, залатанные на коленках штаны.
Э, да Грише только этого и надо!
Он с охотой надел привычное деревенское платье и, босой, легкий будто на два пуда убавился, - вышел из "палаца"-бани на волю. За баней сидели на бревне отец с Винцей - пообедали, а теперь отдыхали.
- Батя, мне скучно, - пожаловался Гриша: - нигде людей нет. Что это за место такое? Даже сами Шадурские не хотят сюда ехать, дом стоит пустой.
- Разжаловали тебя? - спросил, усмехаясь, отец. - Не жалко было форму сымать?
- Нет, не жалко.
- Шадурские сюда не приедут, - проговорил Винца: - они важные. Сейчас живут на теплых водах.
- Тизенгаузен разве не был важный? А он все ж таки жил у себя в имении.
- Нет, Шадурский будет поважней. Что Тизенгаузен перед ним? Тьфу! А Шадурский, он... как это... штанмейстер* его величества! Он царю штаны по утрам надевает - вот какой чин. Самый важный!
_______________
* Ш т а л м е й с т е р - один из придворных чинов в царской
России.
- Ты смеешься!
- Чего смеяться? Над этим нельзя смеяться.
До чего ж приятно было ступать по траве босыми ступнями, натруженными за зиму в тесных ботинках!
Гриша почувствовал себя легким, как птица. Взмахнешь руками пошире да половчей - и полетишь... Он побежал, не касаясь земли пятками, по дорожке, потом мимо поваленной ограды, мимо брюзгливых облупленных львов, и снова открылось перед ним зеленое поле. Только с одного края этого поля торчали унылые какие-то пни, и крапива с репейником буйно росли среди них. Гриша свернул в другую сторону, дорог теперь перед ним много, выбирай любую. Через минуту он добрался до проселочной дороги; она была покрыта горячей бархатной пылью. Разминая ее ногами, он пошел шагом.
И вдруг увидел давешних мальчишек. Они возвращались, видно, назад после своего бегства.
Чтоб их не испугать снова, Гриша остановился и начал ковырять большим пальцем босой ноги пыль на дороге, будто искал что-то.
Но мальчишки и не собирались бежать. Когда они поравнялись с Гришей, один из них сказал серьезно, как взрослый:
- Здорово.
- Здорово, - ответил Гриша. - Почему ж это вы удрали от меня?
Мальчишки все засмеялись разом. И один - черный, как цыган, с синими белками глаз - сказал:
- Мы думали, ты барин.
- Ну, и что ж?
- Мы с барами не водимся.
- Кто с барином поговорит, тому, глядишь, и нагорит, - сказал другой мальчишка, с выгоревшей на солнце белесой головой. Он, видно, повторил услышанное от взрослых.
- Складно, - похвалил его Гриша.
- У него дед сказочник. Он в деда пошел, - проговорил парнишка, похожий на цыгана.
- Как тебя зовут? - спросил Гриша.
- Елизар Козлов. А тебя я знаю теперь, как кличут: Шумов Григорий. Ты сын Ивана Ивановича.
- Откуда ты узнал?
- Да мы давно слыхали, что к Ивану Ивановичу приедет парнишка из города, ученик. Ну, мы думали - маленький. А как давеча увидели тебя в овраге, не поймем вначале: кто такой? Больно ты велик ростом.
- А откуда вы сами? Почему батю моего знаете?
- Да мы кругом всех знаем, - ухмыльнулся Елизар. - А сами мы из деревни, Аудри называется.
- Деревня-то русская? Отчего ж название такое?
- Соседями живем: половина деревни латыши, половина - русские. А название такое потому, что тут вся сторона - латышская.
Гриша удивился: что русские деревни были по соседству с латышскими, это он знал, но, чтоб в одной деревне проживали рядом и русские и латыши, про это он слышал в первый раз.
- Приходи к нам завтра! - предложил вдруг Елизар. - Завтра у нас толока.
27
...Толока? Вот что такое толока.
В мае (чаще всего - в конце мая) деревня в один день вывозит весь скопившийся за год навоз на поля, отдыхавшие под паром.
Лошади были не в каждом дворе, а в Аудри они и вообще-то были наперечет. И вот, по обычаю, аудринцы раз в году работали артелью, вскладчину: кто давал коня, кто телегу с работником, кто только работников - это те, у кого лошади не было.
Хозяйки готовились к толоке загодя. В одном дворе варили пиво, в другом готовили обед, в третьем блины ставили.
И артельная работа - толока - обращалась в праздник: веселые парни и подростки вскачь, с песнями гнали порожние телеги к хлевам - ко всем по очереди. Груженые возы двигались тоже не шагом, а рысью; украшенные разноцветными лентами кони словно заражались удалью возниц. Хозяева их, конечно, смотрели на такую удаль со скрытой тревогой, но ничего не поделаешь: обычай.
Латышская и русская речь слышалась вперемешку; иногда, стоя на пустой телеге, мчались с поля в обнимку бритый латыш и бородач-старовер, оба уже навеселе от домашнего горького, круто заправленного хмелем пива.
Гриша пришел в Аудри еще по холодку, ранним утром, а его новый знакомец, Елизар, уже гнал на телеге по деревне, лихо размахивая концом вязанных из цветной шерсти праздничных вожжей.
Он увидел Гришу, крикнул на всем ходу:
- Садись!
И нарочно хлестнул коня, чтоб промчаться мимо Гриши, - тот же все равно не сумеет вскочить. А потом уж Елизар остановится, позволит ему сесть.
Но Григорий Шумов вырос в деревне - он и не подумал садиться с размаху: так и под колеса угодишь. Он с минуту бежал изо всех сил рядом с телегой, а потом, поравнявшись скоростью с рысью коня, ловко вскочил на передок, стал рядом с Елизаром.
В гриву коня были вплетены красные и зеленые ленты; ветер шумел в ушах.
Ну, все было прямо как на свадьбе! Только просторная крестьянская телега - вся в коровьем навозе. Да что за беда!
Вечером предстоит новое удовольствие: все будут обливать друг друга водой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86