Обязательное для всех!..
К Кирюшке подошел пожилой крестьянин и, глядя хмуро, сказал по-латышски:
- Зачем урядника дразнишь? Пользы от этого не будет.
- Пользы не будет, это верно...
Кирюшка шел теперь рядом с ребятами, обняв одной рукой Гришу, другой - Яна.
А Евлампия он спросил:
- Так ты Лещов? Знаю, знаю твоего папашку. Ох, я и жалею его!
- За что ж его жалеть то? - Евлаша заранее смеялся, угадывая шутку.
- Да есть людишки толстые... А он, сирота, не пролезет в ворота. Вот за это и жалею: трудно ему.
- Дяденька, а про какое ты обязательное постановление кричал? спросил Евлаша.
- Есть такое. Тебе это знать незачем: иного будешь знать, рано состаришься.
- Ну и пусть состарюсь.
- Э, да ты в папаню: тот тоже за словом в карман не полезет.
Большак повернул к лесу. На повороте густо стояли побеленные каменные столбики. Гриша стал уже примечать знакомые места: за леском будет низина, а дальше, на горе, - "Затишье".
6
...Они еще подходили к усадьбе, видны были только крыши из-за сада, а уже слышался какой-то неясный и тревожный гул. Изредка взлаивал Собакевич и затихал.
Но вот открылся за изгородью и широкий круг перед помещичьим домом. Под каштанами стояли люди... Много людей!
- Э, да тут и савенские, и пеньянские, и заозерские! - воскликнул с веселым возбуждением Кирюшка. - Видал, Гриш? Я говорил тебе - будут гости!
Да, тут были и бритые латыши из Заозерья и русские бородачи из Савен.
Народу становилось все больше... Стали подходить и те, кого видел сегодня Гриша на латышском кладбище.
В стороне стоял Гришин отец. Он поглядел на сына и как будто не увидал его - ничего не сказал.
На крыльцо вышла Перфильевна. Шум на минуту стал еще громче, а потом все стихло.
Но дальше ничего Грише увидеть не удалось: к нему подошла мать и, не говоря ни слова, увела домой.
...Дома в тот день на Гришу никто не обращал никакого внимания. Бабка молилась у себя в чулане. Мать рывком кинула на стол миску с вареным горохом, отрезала хлеба.
Гриша, голодный, стал есть в одиночку.
Потом пришел отец и вместе с ним прасол Лещов.
Они сели на лавку, помолчали. Потом Лещов заговорил, утирая платком красное лицо:
- Шумят мужички, шумят... Силу свою, вишь, почуяли. Перфильевна, видать, испужалась - ласковой стала. Вышла на крыльцо бе-елая!
- Испужаешься! Мужик дальше без земли жить не согласен. Ну, нельзя ему без земли!
- Верно, нельзя.
Лещов сощурился, глаза его совсем утонули в круглых щеках.
- Значит, и ты за мужиков, выходит? - спросил отец недоверчиво.
- Ну нет, я за себя. У мужика будет земля, станет он богаче - мне выгода. С кем я торгую? С мужиком. От барина нам совсем барыша нет. Мужик станет побогаче - я ему ситчик продам, а у него лен куплю. И с ситчику барыш, и со льна выгода.
Отец захохотал:
- Ловко!
Лещов покосился на него, заговорил про другое:
- Есть у меня, Иваныч, затея одна, хотел с тобой вместе обмозговать. Теперь самое время уговорить Перфильевну сдать мне сад подешевле. Больше двух сотен я не дам: нет расчету.
- Твое дело.
- Так вот, Иваныч, Перфильевна-то одного не поймет: все ж таки баба она баба и есть...
- Да погоди ты... Ведь если землю мужикам - это ж революция!
- Ты таких слов мне не говори. Я их боюсь. Вот, Иваныч, Перфильевна чего в толк не берет: за лето на яблоню и червь может напасть...
- У нас не нападет. А нападет - изведем.
- Или засуха случится...
- И против засухи найдем способы. Сад сберегу.
- Ну, сбережешь, мне же лучше. А все-таки, раз я риск беру на себя, даю задаток, не дожидаясь урожая, должна она мне уважение сделать?
- Не знаю. Ее дело. Пусть сделает уважение.
- Так вот и я ж про то. Ты ее уговори. В накладе не останешься. Я отблагодарю: две красных хватит тебе?
Отец вздохнул:
- Ну, иди-ка, милый человек, пока я тебя сам не поблагодарил... по-своему.
- Вон как ты за свою помещицу стоишь... горой! Гостя из-за нее гонишь?
- Я - не за нее... Пропади она пропадом! А мошенником быть не хочу. Не надо мне твоих двух красных!
Лещов встал:
- Что ж, спасибо за ласку, Иваныч. Вот как ты гостей принимаешь - не по-нашему, не по-русски! С латышами дружбу ведешь, с ними и набрался премудрости. Видать зашел у тебя ум за разум. Люди-то тебя давно блажным кличут.
- Ну, будь здоров, купец, прощай, - сказал отец мирно, как будто без злобы.
Лещов пошел к двери, остановился:
- Ну мыслимое ль дело, чтоб человек от своей выгоды отказывался? Иван Иваныч, одумайся!
- Прощай, - сказал отец ровно, но таким голосом, что прасола как ветром сдуло.
Гриша видел в окно - мелькнула голубая рубашка: это Евлаша ждал своего папашку у крыльца.
7
На другой день Гриша с самого утра все ходил по усадьбе, томился без дела, ждал, когда появится Ян. И не утерпел - пошел к избе Редалей. Он шагнул в уже знакомые ему темные - без окна - сенцы, распахнул дверь и остановился на пороге. Сквозь чисто промытые стекла крохотных окон лился на стены солнечный свет. Стены были светлыми от сосновых лучинок, которыми кто-то обил их; лучинки шли косой частой решеткой с полу до потолка. И все стало нарядным в этой избе, еще вчера такой черной.
Большая, полная женщина с такими же, как у Яна, синими глазами месила в широком корыте глину. И Ян был тут же. Он почему-то покраснел и крикнул Грише:
- Я сейчас!
Гриша понял это так: надо идти назад, во двор, и там ждать. И верно: Ян вышел почти следом за ним.
- Это моя мать, - сказал он застенчиво. - Ночью приехала.
- Как красиво у вас стало!
От амбаров шел к своей избе Август Редаль; он нес на плече старые доски.
Редаль мельком глянул на мальчиков, скинул доски на землю и, став на одно колено, начал обухом топора выгонять из досок старые гвозди.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33