Ссадив с лошади Реда Лакина и расспросив дворцовую стражу, он наконец увидел дом, в котором жил королевский архитектор, и лошадь своего учителя, привязанную неподалеку. Несколько окон выходили на реку, и Дикон сгорал от нетерпения увидеть поскорее интерьер этого прекрасного жилища. Слуга пропустил его, поскольку было известно, что его ждут, и открыл перед ним дверь гостиной, в которой беседовали трое мужчин. Они были так поглощены разговором, что прошло несколько минут прежде, чем они заметили Дикона, стоявшего у двери с кепкой в руке.
У него было достаточно времени, чтобы рассмотреть красивую комнату и тех, кто в ней находился. Сам Роберт Вертье сидел возле длинного стола, на котором были разложены строительные чертежи и листы бумаги, испещренные цифрами и производившие впечатление солидных отчетов. Казалось, что мастер Роберт заметно постарел с тех пор, как Дикон видел его в последний раз. Однако, не исключено, что такое впечатление создавалось благодаря присутствию его брата Уильяма, который стоял позади него. Уильям был более молодой копией Роберта, впрочем, Дикон не мог не подумать и о том, что Роберт просто болен.
Орланд Дэйл стоял по другую сторону стола, рассматривая чертежи один за другим; было совершенно очевидно, что он и взволнован, и заинтересован происходящим. Его пригласили посмотреть и оценить эти чертежи, и он не мог не восхищаться высоким качеством работы. Оторвав взгляд от бумаг и увидев Дикона, он улыбнулся, стараясь подбодрить своего ученика.
– Друзья мои, это Ричард Брум, за которым вы просили меня послать, – объяснил он своим собеседникам. – Вы говорили мне, что помните его, господин Роберт?
– Разумеется, я помню и его, и его прекрасную работу, – «Положение во гроб», – дружелюбно ответил господин Вертье, жестом приглашая Дикона подойти поближе к столу, заваленному листами пергамента, и присоединиться к ним. – Я послал за вами, молодой человек, потому что был потрясен не только вашим мастерством, но и преданностью делу. Подмастерье, который прекращает работу только с наступлением темноты, должен больше заботиться о ее совершенстве, чем о выгоде, которую она сулит. Только человек, в котором горит огонь творчества, способен забыть и про время, и про голод.
– Мой брат собирает небольшую группу единомышленников для выполнения очень важной работы, – пояснил более деловой господин Уильям.
– Особенно тех мастеров, которые работают инструментами, а не языком, – добавил Дэйл, знающий по длительному общению, как умеет работать его бывший ученик. – И, как я уже говорил вам прежде, я не намерен стоять у вас на пути.
По правилам, принятым в гильдии, после того, как Дикон на экзамене подтвердил свое мастерство, мастер Дэйл уже не мог препятствовать ему принять то или иное предложение, к тому же ему было известно, что Дикон надеется продвинуться с помощью братьев Вертье. Однако юноше было свойственно испытывать чувство признательности, и Дэйлу это тоже было известно.
– Эти джентльмены держат в секрете то, что собираются построить? – спросил Дикон своего учителя, удивленный атмосферой некоторой таинственности, которая ощущалась в комнате, и полагая, что коль скоро в этом деле участвует главный королевский строитель, речь может идти о каких-нибудь фортификационных сооружениях.
– Дело не столько в том, что мы будем строить, сколько в том, что нам сначала предстоит снести, – объяснил ему господин Уильям.
Продолжая говорить, он подошел к окну и пригласил Дикона подойти и встать рядом с ним.
– Вы видите церковь Богородицы?
– Да, конечно. Она построена в тринадцатом веке и является частью аббатства.
– Совершенно верно, – согласился господин Уильям. – Именно поэтому и будет такой шум, когда нам придется ее снести.
– Снести?! – как эхо, повторил Дикон в ужасе.
– Лондонцы будут в таком же ужасе, как и вы сами, Брум. И будут протестовать. Но король решил, что это будет сделано. Уже даже почти удалось уговорить настоятеля Вестминстерского аббатства после того, как он посмотрел этот прекрасный проект новой церкви.
Видя растерянность на лице Дикона, старший Вертье взял на себя труд объяснить юноше все так же подробно, как он стал бы объяснять любому другому строителю. Из немалого опыта ему хорошо было известно, что лучший способ заставить своих помощников работать с полной отдачей сил, это превратить их в своих единомышленников. А он возлагал очень большие надежды на этого юношу, который по наитию создал резьбу, достойную украсить подлинный шедевр.
– Я прекрасно понимаю ваши чувства, Брум, и чувства многих лондонцев, которые любили церковь Богородицы на протяжении многих лет. И никто лучше меня не понимает печали монахинь, которые в этой церкви служили. Но будет построена новая церковь, потому что Его Величество ассигновал на это крупную сумму денег. Дело заключается еще и в том, что нынешняя церковь требует такой серьезной реставрации, что проще и дешевле ее сломать и построить на ее месте новую. Ну и, конечно, нельзя не помнить о том, почему король так стремится, чтобы эта работа была выполнена, и настаивает на этом.
– Почему же, сэр? Может быть, Его Величеству зачем-то нужен именно этот участок земли? – спросил Дикон, постепенно освобождаясь от чувства неловкости и робости.
– Речь идет о перезахоронении короля, вернее – о его возвращении домой, если так можно выразиться.
– Короля? – едва выдохнул Дикон, боясь поверить в то, что спустя столько лет Генрих Тюдор, наконец, вспомнил о последнем Плантагенете.
– Да, короля. Убитого короля, нынешнее место погребения которого не достойно его.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83