Я имею в виду — никогда. Я ведь уже говорил, что не люблю эти штуковины, они заставляют меня нервничать.
— Разумеется, вам он никогда не понадобится, — заверил его пилот, но, не желая упускать покупателя на столь экзотический товар, словно невзначай сказал: — Но если вы хотите органично вписаться, то с парашютом на груди…
— На груди? — Тоуд прикинул, как он будет при этом выглядеть.
— Так он более эффективен, когда… ну, в вашем случае — если бы его пришлось использовать. Хотя, разумеется, не придется. Но дело в том, ваше превосходительство, что если вы действительно хотите выглядеть настоящим летчиком и к тому же вписаться в интерьер кабины, чтобы люди, увидев вас, кивали и говорили: «Да, этот пилот знает свое дело»…
— Хочу, хочу, конечно хочу!
— …тогда с вашей стороны было бы весьма разумно надеть его на себя.
— Ты все очень тонко подмечаешь, — похвалил пилота-механика Тоуд. — Особенно что и как нужно сделать, чтобы произвести нужное впечатление. Главное — не забудь в нужный момент пригнуть голову. Ну да я тебе напомню. И не перепутай: ты — ниже, я — выше.
Позволив себя убедить, польщенный и довольный собой, Тоуд теперь согласен был снова подняться в небо в роли ученика. На всякий случай пилот, уже преподавший ему несколько уроков управления на земле, проверил и убедился, что все рычаги и ручки управления на пассажирском (заметно приподнятом с помощью подушек) месте отключены и не могут оказывать на самолет никакого действия без подключения их с места пилота.
То, что лететь придется в холодную погоду, нисколько не беспокоило Тоуда. В конце концов, зима дала ему уединение, необходимое для реализации его плана. Когда же пилот сообщил, что он и машина готовы к полету, но мешает глубокий снег на взлетной полосе, наш новоявленный аэронавт патетически воскликнул:
— Убрать! Любой ценой!
И снег убрали. Десятки, дюжины, целые отряды дворников очистили лужайку Тоуд-Холла, набросав настоящие сугробы на берегу речки. Это оказалось нелегким делом, но Тоуд не стал обращать внимания на такие пустяки. Деньги у него были, и он считал себя вправе распоряжаться ими по своему усмотрению, и если очистка лужайки займет целый день (в конце концов это заняло три дня), но в итоге его железной птице будет открыт путь в небо, то мистер Тоуд готов заплатить за оперативность выполнения этой задачи.
Расчистка лужайки оказалась бесполезной работой (и бесполезной тратой денег — столь типичной для Тоуда), потому что, когда снег с нее был наконец убран, началась оттепель и нечищеные поля и лужайки освободились от растаявшего белого покрывала естественным путем — легко и бесплатно.
Наконец настал великий день! Все трудности и препятствия остались позади, впереди ждали только победы и свершения. Тоуд просто сиял от радости и еще больше — от предвкушения сладостного чувства полета над родными местами на собственном аэроплане. Вот, прочихавшись, мотор завел свою урчащую песню, машина, набирая скорость, прокатилась по лужайке и — к неземной радости мистера Тоуда — поднялась в воздух.
— Летим вдоль реки! — перекрикивая ветер, завопил Тоуд.
Впрочем, пилот не раз уже слышал его мечтания и заранее спланировал маршрут так, чтобы обязательно пролететь над рекой, протекавшей рядом с Тоуд-Холлом.
Подняв самолет высоко в небо, пилот лихо спикировал вниз и, почти задевая верхние ветки прибрежных ив, понесся вдоль реки, распугивая разлетающихся в панике лебедей, уток, всяких нырков, гусей и прочую водоплавающую братию, еще не улетевшую на юг или оставшуюся зимовать в этих краях.
А потом, совершенно неожиданно для самого себя, что придало этому событию дополнительный шик, Тоуд увидел под собой Барсука, Рэта и всех остальных — замерших на месте и глядевших на него с открытыми от удивления ртами. Триумф состоялся!
— Быстрее! — вопил Тоуд.
— Выше! — командовал Тоуд.
— Круче вираж! — выл Тоуд.
Суды и приговоры, все неприятности остались где-то далеко, в другой жизни. Сейчас существовали только восторг и победа.
— Я посмотрю, что они на это скажут! Нет, я посмотрю!
Покатываясь от хохота, он наблюдал, как горизонт заваливается куда-то вниз, под брюхо самолета, — это пилот изо всех сил потянул штурвал на себя, и машина взмыла в зимнее небо.
— Я-то знаю, что они сейчас говорят, — усмехнулся Тоуд. — Они говорят: «Это Тоуд! Величайший воздухоплаватель Тоуд! Сам Тоуд! Тоуд, знать которого мы имеем честь! Тот самый Тоуд, который снисходил до общения с нами, который даже удостаивал нас приема в собственном доме, но при этом не был по-настоящему самим собой. И вот свершилось: Тоуд обрел себя! Он — победитель, триумфатор, и отблески его славы озарят своими золотыми лучами всех нас!» Вот что они сейчас говорят!
Предаваясь столь скромным размышлениям, а также щекоча свое самомнение еще не совсем четко сформулированными мыслями об общегосударственном интересе, деяниях на пользу нации и полагающейся за таковые деяния почетной награде, — так и провел мистер Тоуд следующие полчаса. Скорость, во-первых, шум мотора и свист ветра, во-вторых, мощь, в-третьих, лихие виражи, в-четвертых, — все это довело Toy да почти до безумного экстаза. Он вернулся к реальности, только когда пилот развернул аэроплан и повел его в обратном направлении — над рекой, над плотиной, над Ивовыми Рощами и Дремучим Лесом. Увидев под собой дом Крота, прижавшийся к жалкой земной тверди, Тоуд вспомнил приятеля и подумал: «А уж он-то просто обалдел бы, увидев меня! И искренне порадовался бы за старину Тоуда».
Эта мысль завладела его вниманием, и Тоуд едва заметил, как пилот нацелил аэроплан на лужайку перед Тоуд-Холлом и приготовился к посадке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81