Перед глазами запрыгали разноцветные огоньки, и я потерял сознание. Это состояние продолжалось, вероятно, недолго. Очнулся я лежащим на откосе вниз лицом, голова тяжелая, точно налита свинцом. Слышу пулеметную стрельбу с обеих сторон, а затем раздались орудийные выстрелы с Хлебной площади. Снаряды рвались недалеко от меня. Совсем близко с шумом свалилась верхушка дерева, скошенная нашим снарядом. Железнодорожная насыпь была в этом месте высокая, я лежал почти на самом ее верху. Смотрю вниз, где вода подошла к самой насыпи. Из воды торчит голова. Слышу, "голова" заговорила: "Скорее сюда, там попадешь под пули". Оказывается, это Киселев. Он был ранен в ногу и свалился в воду. Я скатился к нему.
Стрельба продолжалась. Я решил добраться до своих, чтобы прислать за Киселевым, который не мог идти. Начал ползком двигаться в нашу сторону. Силы стали оставлять меня, появилась тошнота. К счастью, стрельба скоро стихла, и нам на помощь спешили товарищи. Нам помогли добраться до вагона, наскоро перевязали и отправили на вокзал...
Из нашей группы в этой перестрелке пострадали трое: я был ранен в голову, Киселев в ногу, третий товарищ контужен. Лишь четвертый остался невредим".
- Как видишь, жив, здоров, - закончил свой рассказ Кожевников и улыбнулся. Но вместо улыбки лицо его исказила нервная гримаса. Видно, ранение в голову даром не прошло.
- Яша! А чем придется заниматься в контрразведке мне? - спросил я, чтобы вернуть разговор к интересующей меня теме.
- Придет время, узнаешь. Скажу только, что начальником твоим будет Семенов. Кстати, тебе говорят что-нибудь слова "донской казак"?
У меня сразу отлегло от сердца. Так вот кто этот "донской казак", о котором я слышал, когда еще работал на Трубочном заводе. Участник восстания на эсминце "Донской казак", Семенов вместе с другими матросами был арестован, но ему удалось бежать из либавской плавучей тюрьмы, и в один из весенних дней он появился на нашем заводе.
- Это он командовал Первым Самарским полком, а потом работал в военном контроле при губревкоме? - спросил я, хотя уже не сомневался, что "донской казак" и самарец одно и то же лицо.
- Да. А теперь он начальник контрразведки Первой армии. Мужик кремень... Ты в этом скоро и сам убедишься.
Я задумался, пытаясь представить себя в роли контрразведчика, и не мог. А когда взглянул на Кожевникова, увидел, что Яша задремал, и не стал тревожить его: я знал, что он не спал почти двое суток.
В это время поезд миновал разъезд Маклауш и одолевал затяжной подъем. Я смотрел в полуоткрытую дверь на уходящий день, на бледный диск луны, на проплывавшие мимо копны ржи и думал о том, что хорошо бы оказаться сейчас в поле, поваляться в душистой траве, а вернувшись в родительский дом, прильнуть к кружке с холодным молоком... Но я понимал, что все это уже отодвинулось в прошлое и вернуть его никто не в силах...
И пока Кожевников спал, передо мною как в кино замелькали картины этого прошлого. Зима четырнадцатого года. Трубочный завод в Самаре. В двух огромных залах с высокими, во всю стену окнами и застекленными потолками шестой инструментальной мастерской работают слесари-лекальщики, а в просторном цехе, на новеньких иностранных станках - токари-лекальщики и фрезеровщики. Изготовление лекал для измерения деталей артиллерийских дистанционных трубок требовало таланта, высокого мастерства и огромного терпения.
Война согнала сюда знатных мастеров из многих городов России. Они заменили выписанных в свое время из Англии специалистов лекального дела. Теперь лекала стали изготовляться руками русских умельцев.
В обеденный перерыв рабочие обсуждали напечатанные в газетах военные сводки, делились слухами, которые, минуя царскую цензуру, долетали с далеких фронтов. Рабочих волновали забастовки в стране, рассказы о бежавших из ссылки революционерах, аресты в городе.
Начальник инструментальной мастерской штабс-капитан Подвысоцкий делал вид, что настроение рабочих его не интересует, и только старший мастер Лямин, проходя мимо оживленно спорящих рабочих, вполголоса поругивал:
- Не забывайтесь! Это вам не во Франции.
Случалось, споры большевиков с меньшевиками и эсерами перерастали в рукопашные схватки.
Однажды Кожевников, передавая мне пачку бумажных денег и увесистый узелок с серебром, попросил пронести это через проходную. Деньги были собраны среди рабочих и предназначались для сосланных в Сибирь большевиков - депутатов Государственной думы во главе с Григорием Ивановичем Петровским.
- Ты вне подозрений у администрации, а меня могут задержать.
Когда я шел через проходную, мне казалось, что охрана как-то по особому смотрит на меня. Но все закончилось благополучно.
Весной 1915 года, придя в цех, я увидел склонившегося над токарным станком новичка. По тому, с каким старанием он вытачивал деталь, я понял: сдает пробу на токаря-лекальщика. Человек этот был одет по-городскому. "Петроградец", - подумал я и подошел к станку.
Новичку было лет двадцать восемь - тридцать. Большие серые глаза на смуглом лице светились добротой. Коротко подстриженные черные усики подчеркивали строгую деловитость профессионального металлиста.
Это был Николай Михайлович Шверник. Вскоре после приезда в Самару он стал руководителем большевистской подпольной организации на Трубочном.
А еще через год с небольшим в мастерской на фрезерном участке появился еще один новичок - атлетического сложения молодой мужчина с крупной головой и с копной вьющихся темных волос.
Через неделю я принес ему скрепленные струбцинкой несколько стальных пластин и чертеж для изготовления лекал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77