- Тебе сюда.
В большой, почти совершенно пустой комнате за письменным столом сидел человек и чистил наган. Он взглянул на меня и продолжал заниматься своим делом.
- Мне нужно видеть товарища Семенова.
- Вот и смотри, - ответил он, ловко собирая револьвер.
Я помнил Семенова по 1916 году, но сейчас не мог бы поручиться, что это он.
- Присаживайся. И не смотри так, будто знал меня раньше, а теперь усомнился в моей личности.
Я протянул ему записку Куйбышева, он прочитал ее, аккуратно сложил и спрятал во внутренний карман пиджака. Затем вышел из-за стола, подошел к висевшему на стене зеркалу, заглянул в него и рассмеялся:
- Сегодня, наверное, и мать родная не узнала бы меня, С ребятами из ЧК за бандитами охотились. Для такого случая пришлось волосы перекрасить и загримироваться... Да садись же, не заставляй повторять без надобности.
Я сел.
- Слесарь? - глядя на меня в упор, спросил Семенов и, не дожидаясь моего ответа, продолжал: - Только и слесаря разные бывают. Так что за рабочее звание не спрячешься. Вон кулачье от войны на заводы подалось. А сейчас выползают и тоже пролетариями прикидываются: мы, дескать, рабочие! Словом, выкладывай как на духу, из каких племен и народов происходишь, сколько лет стоял за тисками.
Мне показался обидным тон Семенова, но я сдержался и спокойно ответил, что зарабатываю на себя с тринадцати лет, что окончил ремесленное училище и с четырнадцатого года работал в Самаре на Трубочном заводе, знал Куйбышева и Шверника и что с детских лет меня знает и Кожевников.
- Что они тебя знают, это хорошо. Но я о тебе должен знать больше, чем ты сам о себе. В нашем деле иначе нельзя, так что ты не обижайся.
Все выходило не так, как рисовалось мне вначале. Я думал, что Семенов начнет рассказывать о героических подвигах контрразведчиков, об их приключениях, наконец, об их опыте, а вот приходится самому подробно рассказать ему о своем детстве, о том, как учился в молитвенном доме у псаломщика в Семенкине, с каким трудом попал в ремесленное училище, о своих "университетах" на паровой мельнице в Клявлино и на Трубочном заводе...
Семенов слушал, не перебивая. А когда я закончил свой рассказ, он неожиданно спросил:
- А что станешь делать, если провалишься на задании?
- Застрелюсь, - не задумываясь, ответил я. Мне казалось, что только такой ответ придется по душе начальнику контрразведки и будет воспринят им как проявление мужества и решимости.
- Просто же у тебя выходит: застрелюсь! Жизнь не окурок, чтобы ею швыряться. Пойми, разведчик должен не только рисковать... Да, кстати, оружие у тебя есть?
- Наган.
- Сдай начхозу и запомни, что пословица "На людях и смерть красна" - не для разведчика. Мы с врагом сходимся один на один, и нужно уметь побеждать его силой ума. Скрытно действовать, скрытно бороться, даже умирать, коли придется, надо уметь скрытно. Вот какая у нас служба! Но умирать нам не велено! С нами ведь может и тайна умереть, а ее всегда надо стараться передать тому, для кого ты ее добывал... Понял?
- Понял!
- Вот и лады. - Семенов встал из-за стола. Поднялся и я. - Ты сиди, махнул он рукой, - это я, чтоб дремоту стряхнуть. Почти трое суток не спал. У нас и такое бывает! Ну так вот. Кое-чему мы тебя подучим, но только кое-чему. Сами пока учимся у профессиональных революционеров, у большевиков-подпольщиков, таких, как Куйбышев, Кобозев, Ногин, Фрунзе, - вот у кого надо учиться. Пятнадцать из тридцати прожитых лет Валериан Владимирович отдал революции. В общей сложности около трех лет просидел в тюрьмах, четыре раза был в ссылке в Сибири, но каждый раз бежал и немедленно включался в борьбу с самодержавием. Был даже такой случай. В 1908 году Валериан Владимирович приехал в Петербург из Каинска с чужим паспортом и случайно встретил здесь владельца этого паспорта, который жил под своей фамилией (кажется, это был какой-то Соколов). Нужно было срочно покинуть Петербург. И Куйбышев решил уехать за границу. Получив с величайшим трудом заграничный паспорт, он узнал, что одному из участников Московского вооруженного восстания угрожает смертная казнь. Не раздумывая, Валериан Владимирович отдал ему заграничный паспорт. Через некоторое время полиция арестовала Куйбышева и снова сослала в Сибирь. Как видишь, есть что у него позаимствовать. На прошлой неделе доложил ему о делах и спрашиваю: какие будут указания от вас, Валериан Владимирович, как от председателя ревкома по обучению сотрудников контрразведки? А он смеется: "Когда шел в подполье, ты получал какие-нибудь указания? Они по наследству нам достались. В тюрьмах и централах, в Петропавловской и Шлиссельбургской крепостях, на каторге и в ссылке их несли как эстафету. Эту эстафету принял Ленин и передал ее нам!.."
Семенов прошелся по комнате, посмотрел в окно, выходившее в сад, и негромко произнес:
- Контрразведку формирует сам Куйбышев. Знать об этом не должен никто! Даже во сне не имеешь права об этом проговориться.
- За сон человек не может отвечать...
- Бабка на печи не отвечает, это верно, - усмехнулся Семенов. - Но у разведчика и во сне рот должен быть на замке, а глаза и уши - настороже... Пьешь?
- Не пью и не курю.
- А умеешь?
- Что тут хитрого?
- Правильно. Разведчик должен уметь все. Разведчик - что артист: нужно - может изобразить пьяного или азартного картежника. Противник у нас серьезный. И не пытайся казаться ему слишком чистеньким. На невинных агнцев, людей без изъяна, сразу внимание обратят.
- Это я понимаю, потому и побаиваюсь - справлюсь ли?
- Сыроват ты, парень, ой сыроват!.. Того и гляди с тебя вода потечет, добродушно улыбаясь, проговорил Семенов и, помолчав, добавил уже серьезным, деловым тоном:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77