Никого я тут не знал по имени, кроме одного пожилого человека; его, впрочем, я узнал тоже не сразу. Лишь приглядевшись, понял, что передо мной Галюй. Тот самый маркер, что при переправе через Днепр пытался дезертировать.
Карты вообще-то у нас не запрещались. Любимейшей игрой был подкидной дурак. Играли чаще всего на щелчки. Многие ходили с синяками на лбу. Однако попытки заводить азартные игры мы решительно пресекали. Покончили с этим еще в прошлом году. Правда, на деньги и тогда играли редко. Ставили табак, пайку хлеба или соль, часы - вообще все, что ценилось у партизан. Пришлось кое-кого серьезно наказать. После этого азартные игры прекратились. Новичков предупреждали: "Если заметим, что дуетесь в очко, штос или что-нибудь подобное - помните, будет плохо".
Так вот - сидят у костра человек пять молодых партизан и среди них, как король, наш старый знакомый Галюй. После Скрыгаловской операции, в которой Галюй проявил себя неплохо, признали его партизаны полноправным товарищем. Попытку удрать предали забвению. Он ожил. Увидев меня, Галюй вскочил первым, вытянулся, но не мог согнать с лица лукаво-торжествующего выражения. Вскочили и другие. Только один хлопец продолжал почему-то сидеть. Я заметил, что одет он странно: завернут, будто бедуин, в какую-то тряпку.
- А вы что? - спросил я его.
- Он у нас болен, - сдерживая смех, оказал стоявший рядом с ним.
- Рехнулся, - сказал другой.
- Вставай, вставай, товарищ! - приказал я. - Что с тобой, а? Болен действительно?
Хлопец медленно поднялся. Все расхохотались. Не удержался и я. Фигура действительно была комичной. Представьте длинного, худого, совершенно голого парнишку, который пытается задрапироваться в тряпку размером не больше квадратного метра. Причем от растерянности не поймет, какое место следует прикрывать, когда приветствуешь генерала.
- Вы что, не проходили, что ли, санобработку? - спросил я, полагая, что новичок занялся истреблением паразитов.
Это меня встревожило. В последнее время наши санитары объявили паразитам жесточайшую войну. И бойцы сами следили: если кто чешется отправляли на проверку в санчасть.
Новый взрыв хохота.
У хлопца задергалось лицо - вот-вот заплачет. Я ему разрешил сесть. Он отвернулся. А товарищи его никак не могут сдержать смех. Первым взял себя в руки Галюй.
- Тут мы играли, товарищ генерал-майор. В подкидного. Ну вот он проиграл.
- Что проиграл?
- Мы на раздевание играли. Кто дураком остался - снимай фуражку, сапоги, все по очереди. Федя вот уже двенадцатый раз остается. - И почти без паузы Галюй предложил. - Хотите, товарищ генерал-майор, я вам фокус покажу?
Он вытащил быстрым движением колоду новых карт.
- Откуда у вас такие?
Он протянул мне колоду.
- Возьмите себе, товарищ командир, я еще сделаю. Да у меня и в запасе, кажется, есть.
Карты были нарисованы от руки. Материалом для них послужили немецкие плакаты. Рубашки карт Галюй расчертил так, что трудно было отличить их от фабричных. Талант!
Заметив, что я со вниманием рассматриваю карты, сравниваю одну с другой, любуясь мастерским исполнением, Галюй сказал:
- Это что! Вот в тюрьмах есть специалисты!
- А вы что, и там побывали?
- Приходилось, - без тени смущения признался Галюй. - Давно. В таком вот возрасте, - он показал на парнишку в тряпке. - По пустому делу - за хулиганство. - Взяв из-за пня кучку одежды, Галюй кинул проигравшемуся. Одевайся и больше против меня не садись. Тоже игрок!.. Разрешите на минуточку...
Взяв у меня колоду, Галюй пустил ее как пружину из одной руки в другую, потом ловко перетасовал, показал нижнюю карту.
- Что видите, товарищ генерал-майор?
- Король треф.
Галюй подал мне короля рубашкой кверху.
- Держите крепко. И вот вам еще - дама бубен, так? И валет черный, правильно? Держите, не выпускайте... Раз, два, три. Теперь переворачивайте на лицо...
Я перевернул. В руке у меня оказались совсем другие карты.
Все рассмеялись. Галюй торжествовал. Он показал еще несколько фокусов, каждый раз ловко дурача меня и вызывая общий смех. Смеялись надо мной. Смеялись молодые ребята, всего лишь неделю пришедшие в партизаны. И, хотя смех их был беззлобным, однако в этот момент они во мне уже не видели ни командира, ни генерала. Превосходство Галюя было для них несомненным. Мне же приходилось и самому улыбаться. Сердиться в таком положении еще глупее.
Галюй развязно, как равному, подмигнул мне и, оглядев молодежь сонным, полупрезрительным взглядом, сказал:
- Мы с вами, генерал, видали виды, знаем жизнь и какая сладость в ней есть, ради которой через горечь проходишь. Так?
Я ничего не ответил, но уже начал кипеть и думал: "Сейчас он меня либо за плечи обнимет, либо по спине похлопает. Трудно будет сдержаться..." А между тем хотелось до конца понять - что ж это все-таки за экземпляр...
- Эй, Федюшка, оделся? - крикнул Галюй через костер. - Ну, расскажи нам с товарищем командующим, зачем ты воюешь.
- Немца выгнать, - весело ответил Федя. Он теперь, одетый, чувствовал себя гораздо свободнее.
- А война кончится, что будешь делать?
- В колхозе робить, на тракториста учиться.
- И женишься?
- Женюсь.
- А что жене, когда деньги будут, купишь?
- Сапожки куплю хромовые, платок шелковый, радио куплю.
Федя отвечал искренне, просто, не чувствуя подвоха. А Галюй уже хохотал, хлопая себя по ляжкам, поглядывая на меня, приглашая взглядом разделить его веселость. Но никто не смеялся, и он осекся, лицо его стало серьезным, даже злым.
- Деревня, ты и есть деревня! Я им, товарищ генерал-майор, тонкость жизни описывал. Как женская нога красивей от туфельки и чулочка становится.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76