-- Очень, -- после паузы ответила птица.
-- Тогда мы будем очень стараться.
Перепрыгивая через сугробы и какие-то камни -- ледник тут прошел, что
ли, или кто-то в сад камней играл -- я выбрался на проспект.
-- У тебя есть коньяк? -- спросила Ольга.
-- Коньяк... что? Есть.
-- Хороший?
-- А он плохим не бывает. Если это коньяк.
Сова фыркнула.
-- Пригласите даму на кофе с коньяком.
Представив мысленно сову, пьющую из блюдечка коньяк, я едва не
захохотал.
-- С удовольствием. Поедем в таксо?
-- Шутите, парниша! -- мгновенно отозвалась Ольга.
Так. Когда же она оказалась запертой в птичье тело? Или это не мешает ей
читать книги?
-- Существует такая штука, как телевизор, -- шепнула птица.
Тьма и Свет! Я был уверен, что мои мысли надежно закрыты!
-- А вульгарную телепатию прекрасно заменяет жизненный опыт... большой
жизненный опыт, -- лукаво продолжила Ольга. -- Антон, твои мысли для меня
закрыты. К тому же ты мой партнер.
-- Да я вовсе... -- я махнул рукой. Глупо отрицать очевидное. -- А что с
мальчишкой? Или плюнем на это задание? Несерьезно ведь...
-- Очень серьезно! -- возмущенно отозвалась Ольга. -- Антон... шеф
признал, что поступил некорректно. И сделал нам поблажку, которой стоит
воспользоваться. Вампирша нацелена на мальчика, понимаешь? Он для нее --
ненадкушенный бутерброд, вынутый изо рта. И он на поводке. Сейчас она в
силах приманить его в свое убежище с любого конца города. Но это плюс и для
нас. Нет нужды искать тигра в джунглях, когда можно привязать на поляне
козленка.
-- В Москве таких козлят...
-- Этот мальчик -- на поводке. Вампирша неопытна. Налаживать контакт с
новой жертвой -- сложнее, чем притянуть старую. Уж поверь.
Я вздрогнул, прогоняя дурацкое подозрение. Поднял руку, тормозя машину,
мрачно сказал:
-- Верю. Верю сразу и навсегда.

Глава 4
Сова вышла из сумрака, едва я переступил порог. Вспорхнула -- на миг я
почувствовал легкий укол когтей, и устремилась на холодильник.
-- Может, тебе насест соорудить? -- спросил я, запирая дверь.
Первый раз я увидел, как Ольга разговаривает. Клюв задергался, она
выталкивала слова с явным усилием. Честно говоря, все равно не понимаю, как
птица способна разговаривать. Да еще и столь человеческим голосом.
-- Не надо, а то я примусь откладывать яйца.
Видимо, это была попытка пошутить.
-- Если обидел, извини, -- на всякий случай предупредил я. -- Я тоже
пытаюсь снять неловкость.
-- Я понимаю. Все нормально.
Зарывшись в холодильник, я обнаружил там кое-что из закуски. Сыр,
колбаса, соления... Интересно, как соотнесется сорокалетний коньяк с
малосольным огурцом? Наверное, они испытают взаимную неловкость. Как я с
Ольгой.
Я достал сыр и колбасу.
-- Лимонов нет, извини, -- я понимал всю абсурдность приготовлений, но
все же... -- Зато коньяк приличный.
Сова молчала.
Из отведенного под бар ящика стола я извлек бутылку "Кутузова".
-- Доводилось пробовать?
-- Наш ответ "Наполеону"? -- сова издала смешок. -- Нет, не пробовала.
Абсурдность происходящего нарастала. Сполоснув два коньячных бокала, я
поставил их на стол. С сомнением посмотрел на комок белых перьев. На кривой
короткий клюв.
-- Ты не сможешь пить из бокала. Может быть, принести блюдечко?
-- Отвернись.
Я подчинился. За спиной послышался шорох крыльев. Потом -- легкое,
неприятное шипение, напоминающее то ли разбуженную змею, то ли подтекающий
из баллона газ.
-- Ольга, извини, но... -- я обернулся.
Совы больше не было.
Да, я ожидал чего-то подобного. Надеялся, что ей позволено хоть иногда
принимать человеческий облик. И мысленно нарисовал портрет Ольги,
заточенной в птичье тело женщины, помнящей еще восстание декабристов.
Почему-то представлялась княжна Лопухина, убегающая с бала. Только
постарше, посерьезнее, с мудростью в глазах, чуть осунувшаяся...
А на табуретке сидела молодая, внешне совсем молодая женщина. Лет
двадцати пяти. Коротко, по-мужски стриженная, щеки грязные, словно из
пожара выбралась. Красивая, и черты лица аристократически тонкие. Но эта
гарь... грубая уродливая стрижка...
Одежда шокировала окончательно.
Грязные армейские штаны, образчика сороковых годов, расстегнутый ватник,
под ним -- серая от грязи гимнастерка. Ноги босые.
-- Красивая? -- спросила женщина.
-- Все-таки, да, -- ответил я. -- Свет и Тьма... почему ты так
выглядишь?
-- Последний раз я принимала человеческий облик пятьдесят пять лет
назад.
Я кивнул:
-- Понимаю. Тебя использовали во время войны?
-- Меня используют во время всех войн, -- Ольга мило улыбнулась. -- Во
время серьезных войн. В иное время мне запрещено принимать человеческий
облик.
-- Сейчас войны нет.
-- Значит, будет.
На этот раз она не улыбалась. Я сдержал проклятие, лишь сделал знак
отрицания беды.
-- Хочешь принять душ?
-- С удовольствием.
-- Женской одежды у меня нет... джинсы и рубашка устроят?
Она кивнула. Поднялась -- неловко, смешно поведя руками, -- с удивлением
посмотрела на свои босые ноги. И пошла в ванную -- как будто не в первый
раз принимала у меня душ.
Я кинулся в спальню. Вряд ли у нее много времени.
Джинсы -- старые, зато на размер поменьше, чем ношу сейчас. Все равно
велики будут... Рубашка? Нет, лучше тонкий свитер. Белье... н-да. Три раза
н-да.
-- Антон!
Я сгреб одежду в кучу, подцепил чистое полотенце и бросился обратно.
Дверь в ванную была открыта.
-- Что у тебя за краны?
-- Импортные, шаровые... сейчас.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19