Я тогда не могла еще связать эти два события.
— Зато теперь можете?
Она рассудительно склонила голову набок.
— Об этом сообщила мне Эстер. Видите ли, она знала кое-что такое... что у Саймона Граффа и Габриэль была любовная связь.
— Когда об этом стало известно?
— Однажды прошлым летом, когда мы обедали вместе. Эстер была ужасно взвинчена тогда; обычно я оплачивала ее обед, когда могла. Мы сплетничали о разных вещах, и она коснулась этого дела. Кажется, это не давало ей покоя, в то время она вновь вернулась в клуб «Чаннел» и возобновила работу тренером по прыжкам в воду. Она-то и рассказала мне о любовной связи. Видимо, Габриэль откровенничала с ней. Совершенно не отдавая себе отчета в том, что делаю, я рассказала ей о бегстве Изабель Графф в ту ночь. Эстер отреагировала, как счетчик Гейгера, и засыпала меня вопросами. Я думала, она заботилась только о том, чтобы обнаружить убийцу своей подруги. Я полностью открылась перед ней и рассказала все, что знала об Изабель и ее побеге из санатория, о ее душевном состоянии, когда она туда вернулась.
В тот день я работала в утренней смене. И именно я ухаживала за ней, пока не пришел доктор Фрей. Изабель кое-как доплелась до санатория где-то перед рассветом. Она была в ужасном состоянии, не только психическом. Она была истощена физически. Теперь мне сдается, что она, видимо, шла, бежала и ползла по берегу океана всю дорогу от Малибу. Волны прилива, наверное, тоже ее накрыли, потому что одежда оказалась мокрой и обсыпанной песком. Для начала я приготовила ей горячую ванну.
— Сказала ли она вам, где была?
— Нет, она не сказала ни слова. Практически она не разговаривала несколько дней. Доктор Фрей опасался некоторое время, что у нее может наступить столбняк. Даже когда она вышла из такого состояния и опять начала разговаривать, она никогда не упоминала про ту ночь. Во всяком случае, при мне. Я наблюдала за ней в комнате ваяния, правда, было это позже — весной. Когда она лепила различные фигурки из глины. Кажется, я насмотрелась всяких ужасов в палатах душевнобольных, но меня поразили ее фигурки. — Она закрыла глаза, как будто отгоняя от себя вид этих фигурок, и продолжала, понизив голос: — Она лепила куколки — фигурки девочек, потом отрывала у них головы и разламывала их на куски, как это делают ведьмы в сказках. И ужасные игрушечные фигурки мужчин с огромными половыми органами. Диких зверей с человеческими лицами в позах совокупления. Пистолеты, части человеческого тела и другую мешанину...
— Это некрасиво, — заметил я, — но необязательно имеет какое-то значение, правда? Говорила ли она когда-либо об этих фигурках с вами?
— Нет, со мной не говорила. Доктор Фрей не поощряет тех медсестер, которые пытаются проводить психиатрическое лечение.
Она повернулась в своем кресле и задела меня своей коленкой, но быстро отдернула се. Ее темно-синие глаза взглянули мне в лицо. Казалось странным, что так много повидавшая девушка имеет такие невинные глаза.
— Хотите ли вы встретиться с доктором Фреем? — спросила она.
— Возможно, встречусь.
— Пожалуйста, не передавайте ему о нашем разговоре, хорошо?
— У меня нет никаких оснований это делать.
— Знаете ли, с моей стороны это — ужасное нарушение профессиональной этики, когда медсестра рассказывает о своих пациентах. Я ужасно переволновалась за эти несколько последних месяцев, с тех пор как я все выложила Эстер. Я была такой дурой. Думала, что хоть раз в жизни она была откровенна со мной, что она стремилась только выяснить правду о смерти Габриэль. Мне бы не следовало доверять ей столь конфиденциальную информацию. Теперь ясно, зачем она ей была нужна. Она решила использовать ее для шантажа миссис Графф.
— Как давно вы узнали об этом, Рина?
На какое-то время голос отказал ей, или отказала чистосердечность. Я ждал, когда Рина продолжит рассказ. Она глубоко задумалась, ее глаза стали почти черными.
— Трудно определить. Иногда вы вроде что-то знаете и в то же время не знаете. Когда любите человека, требуется очень много времени, чтобы поверить каким-то фактам. В общем-то, я подозревала обо всем этом практически с самого начала. С тех пор как Эстер оставила работу в клубе и стала жить, не получая никакого видимого дохода. Меня как озарило в тот ужасный день, о котором я вам рассказала. Карл Штерн важничал и хвастался своим новым положением в Вегасе и тем, как Саймон Графф попал ему под каблук. И тут же сидела Эстер, смотрела на него во все глаза и ловила каждое его слово. У меня появилось странное ощущение, что она хотела, чтобы я все это видела и считала, что дела у нее идут хорошо. Какого, дескать, она наконец-то добилась успеха. Вот тогда-то я и взорвалась.
— Как они к этому отнеслись?
— Я не стала ждать, как они прореагируют. Я ушла из этого заведения... мы находились в баре Дикси... и одна уехала домой на такси. Больше я не видела Эстер.
И больше не видела никого из них до вчерашнего дня, когда мне позвонил Лэнс.
— Чтобы попросить вас поехать в Вегас под ее именем?
Она кивнула.
— Почему вы согласились на это?
— Вы знаете причину. Я должна была устроить для нее алиби.
— Но вы не объяснили, почему вы захотели это сделать.
— Разве это надо объяснять? Я просто захотела сделать так. — Через некоторое время она добавила: — Полагала, что обязана сделать это для Эстер. В какой-то степени я так же виновата, как и она. Эта ужасная история не произошла бы, если бы не я. Я сама втянула ее в это дело и считала, что обязана помочь ей вырваться оттуда. Но Эстер к тому времени уже была мертва, верно?
Ее начало трясти так сильно, что застучали зубы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77