– Странные они люди! – сказал Широков. – И очень хорошие. Даже прекрасные.
– Особенно Дьеньи! – Синяев вдруг обнял Широкова, крепко целуя его в губы.
– Да постой! – улыбнулся Широков. – При чем тут Дьеньи? Что ты болтаешь?
– Ладно, – сказал Синяев. – Чего уж там! Она тебя любит, – прибавил он очень серьезно. – Я понял это сегодня.
– Глупости говоришь.
– Ну, как знаешь! – Синяев встал и подошел к окну. Темно-синяя завеса «растаяла» и исчезла. В комнату проник странный, мертвенно-зеленый свет. Причудливые двойные тени легли на полу. – Посмотри! Такой картины не увидишь на Земле.
Небо было безоблачно. Тысячи звезд в непривычных сочетаниях каллистянских созвездий мерцали в его темной глубине. Прямо напротив окна, близко друг к другу, висели в небе обе «луны» Каллисто. Они были значительно меньше земного спутника и почти одного диаметра (так казалось). Большая из них была желтого цвета, меньшая – странно-голубого. Свет каждой в отдельности был намного слабее света полной Луны, но вместе они создавали довольно сильное освещение.
Широков встал и подошел к окну. Видеть оба спутника Каллисто одновременно им еще не случалось.
– Тебе нельзя вставать, – сказал Синяев.
– Сейчас лягу, – ответил Широков.
Он обнял товарища за плечи, и они молча смотрели на непривычную и чуждую им картину в рамке широкого окна.
Оранжево-красный сад при зеленом свете, создаваемом двойным освещением каллистянских «лун», казался коричневым. Черные статуи были невидимы, белые превратились в зеленые. Океан был еще более синим, чем днем. Ультрамариновым блеском сверкала его спокойная поверхность. В густых ветвях кустов и деревьев мелькали разноцветные огоньки. Точно тысячи светящихся насекомых перелетали с места на место, кружась в ночном хороводе.
В океане и в воздухе виднелось несколько судов и олити. Они были видны с такой отчетливостью, будто их освещал сильный луч прожектора. Но этот луч был невидим и, освещая корабль, не освещал воду у его борта.
– Корабли и олити, – сказал Широков, – вероятно, светятся сами.
– Да, во избежание столкновения в темноте. Посмотри! – Синяев протянул руку. – Видишь, вон там, низко над горизонтом, две большие звезды на одной линии, параллельной земле.
– Вижу.
– Мысленно проведи линию влево от них. Она упирается в небольшую звездочку, примерно второй величины. Видишь? Эта звезда называется у каллистян Мьеньи.
– Земля! – прошептал Широков.
Желтоватая звезда мерцала часто и сильно. Точно там, на родном Солнце, бушевала огненная буря, вспышками света посылая привет своим сыновьям, улетевшим так безмерно далеко от своей извечной матери.
– Нет, – грустно ответил Синяев. – Не Земля. Только Солнце. Нашу Землю нельзя увидеть на таком расстоянии даже в сильнейший телескоп; она так безмерно мала по масштабам Вселенной. Впрочем, так же, как и Каллисто,
– прибавил он с непонятным ожесточением.
– Там Земля, – сказал Широков. – Может быть, мы увидим ее очень скоро. Скорее, чем предполагали.
– Нет, – сказал Синяев. – Я не хочу улетать с Каллисто раньше срока. Они ошибаются. Привыкнуть к лучам Рельоса можно и здесь.
– Я очень хочу надеяться на это, – тихо сказал Широков. – Попробуем.
Его голос звучал совсем неуверенно. Синяев заметил это, но ничего не сказал.
Широков глубоко вздохнул.
– Идем спать, – сказал он и, не ожидая ответа, отошел от окна.
Синяев «опустил» занавес.


ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

ДЬЕНЬИ

С тяжелым чувством проснулся Синяев на следующее утро. Что-то мешало ему спать всю ночь. Что? Мысли о здоровье Широкова? Тревога за него? Да, это было. Даже во сне он не забывал об этом. Угроза покинуть Каллисто, не закончив и даже не начав работы? И это могло быть причиной.
Открыв глаза, он долго лежал неподвижно, прислушиваясь к себе. Сердце билось неровно, толчками. Временами озноб волнами проходил по телу и сознание заволакивалось словно туманной дымкой.
«Неужели я заболел? – со страхом подумал он. – Вот уж не было печали!»
Часто случалось еще на Земле, что он просыпался с ощущением начинающейся болезни. Тогда усилием воли он заставлял себя встать, взяться за обычную работу и не думать о недомогании. В большинстве случаев это помогало, болезнь глохла в зародыше.
Синяев решил и на этот раз прибегнуть к своему испытанному средству пересилить болезнь. Откинув покрывало – легкую, почти прозрачную ткань, он сделал движение соскочить с постели, но с невольным стоном опустился обратно. Сердце забилось столь бешеным темпом, что это вызвало ощущение боли. Кроваво-красная пелена встала перед глазами.
Как будто сквозь стену, услышал он голос Широкова:
– Что с тобой?
– Подойди ко мне, – прошептал Синяев.
– Я не могу встать.
– Я тоже.
– Совсем скверно. Что ты чувствуешь? Красная пелена рассеялась. Сердце как будто успокоилось, хотя и продолжало биться неровно. Если не шевелиться, можно было говорить без неприятных ощущений. Синяев шепотом рассказал обо всем.
– То же самое происходит со мной, – ответил Широков также чуть слышным шепотом. – Срочно нужен врач. Догадается ли Синьг войти без зова?
В доме было тихо, ни звука не доносилось и снаружи. Точно все вымерло кругом. Предупредительная деликатность каллистян могла обернуться в плохую сторону. Как позвать Синьга?
– Ты можешь крикнуть? – спросил Широков.
– Нет. При повышении голоса начинается сильнейшее сердцебиение, почти мучительное. Я могу говорить только шепотом.
– И я тоже.
– Веселая история!
Они лежали не шевелясь, с беспокойством ожидая нового приступа неизвестной болезни.
Синьг не приходил.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83