Он большой
ученый и великий энтузиаст науки. Я люблю и уважаю его, но в данном случае
не могу с ним согласиться.
- Вот как? Это почему же?
- Мне кажется некрасивым этот новый опыт. Первый не требовал вскрытия
тела и потому имел характер простого наблюдения. Это одно. А теперь...
Нельзя забывать, что отец имеет дело не с животным, а с человеком. Пусть
мертвым, но тем не менее заслуживающим уважения. Какое право имеет отец, Ио
или любой другой ученый производить над его телом свои опыты? Его согласия
на это они не получали. И не я одна так думаю. Мой дед Мунций, вы его
знаете, также был против.
Владилен на минуту задумался.
- Мне кажется, - сказал он, - что вы, Мунций и вес остальные,
думающие, как вы, неправы. Ваш отец рассуждает вполне логично. В очень
древние времена умерших людей зарывали в землю. Они как бы продолжали
существовать, не исчезали бесследно. Люди привыкали к мысли, что хотя
человек и умер, но он где есть. Отсюда и происходил этот непонятный культ
мертвых, дошедший в сознании людей до нашего времени...
- В этом вопросе вы что-то путаете, - перебила молодая женщина. -
История совсем иначе говорит о причинах...
- Возможно, что я действительно путаю, - перебил ее, в свою очередь,
Владилен. - Но не в этом дело. Я хочу сказать, что хотя мы не сохраняем тел
умерших, а уничтожаем их, из памяти людей не исчезают те, кто этого
заслуживает. Мы чтим не тело человека, а его деятельность как разумного
существа. Если правда, что это тело Героя Советского Союза Дмитрия Волгина,
то его имя начертано рядом с именем его жены на золотой доске у стен
Пантеона, а этого, по-моему, вполне достаточно. Я уверен, что если бы можно
было спросить его самого, то он с радостью согласился бы и после смерти
послужить науке на пользу человечества. Я был бы счастлив на его месте. Да
и вы, Мэри, конечно...
Она засмеялась.
- Вы рассуждаете совершенно так же, как мой отец, точно сговорились. И
с вами трудно спорить. Любой из нас согласился бы послужить науке не только
после смерти, но и при жизни. Я согласилась бы стать объектом опыта моего
отца даже в том случае, если бы этот опыт лишил меня жизни. Это
естественно. Но тут совсем другое дело.
- Не вижу разницы.
- Его согласия не было... - начала Мэри, но Владилен опять перебил се.
- Это все формальные суждения, не имеющие практического смысла, -
сказал он волнуясь. - Отвлеченные рассуждения о праве каждого человека
самому распоряжаться собой при жизни и своим телом после смерти.
Схоластика! - почти крикнул он. - Я согласен с Люцием, что это совершенно
исключительный и неповторимый случай. Тело пролежало законсервированным в
свинцовом гробу почти две тысячи лет и сохранилось лучше, чем знаменитые
египетские мумии. Оно совершенно высохло, но все внутренние органы остались
на своих местах. Установить - умерли ли клетки тела навсегда, или они
способны снова ожить - это имеет колоссальное значение для науки. До сих
пор все опыты доказывали исключительную способность клеток к
восстановлению, но произвести опыт такого масштаба еще никому не
приходилось.
- Откуда вы знаете все это? - спросила Мэри. - Вы же не биолог, а
астроном.
- Если бы ваш отец, - продолжал Владилен, в своем возбуждении не
обративший никакого внимания на ее реплику, - крупнейший биолог Земли,
упустил этот случай, не использовал его до конца, то он совершил бы
предательский поступок по отношению к науке. Но, к счастью, у него ясный и
трезвый ум. И я просто не могу понять, как вы можете рассуждать иначе.
По-вашему, надо сжечь это тело, как это делается всегда. Кто же с вами
спорит? Это и будет сделано. Но предварительно тело должно послужить науке.
- Оно уже послужило. Вполне достаточно. Сам отец говори что результаты
огромны. Но нельзя глумиться над мертвым. Они собираются отрезать голову,
вынуть мозг. Потом возьмутся за сердце и так далее, - она содрогнулась. -
Это уже слишком. Все должно иметь границы. Таково мое мнение.
- И тут вы неправы, - сказал Владилен. - Неправы формально и по
существу. Отделять голову, насколько я знаю, никто не собирается. А вынуть
мозг - что же здесь плохого или оскорбительного? Разве не производят
вскрытия людей, умерших от неизвестной причины... или для учебных целей. Я
знаю, вы скажете, что эти люди дали согласие еще при жизни, а Дмитрий
Волгин, или кто бы это ни был, такого согласия не давал. Но это же
чистейший формализм. И ради такого формализма отказываться от полезных и
нужных опытов... Не понимаю! Выходит, что наша индивидуальная свобода может
приносить вред. Абсурд!
Мэри посмотрела на него веселыми глазами.
- С вами трудно спорить, - сказала она еще раз. - Со своей точки
зрения вы и мой отец правы. Недаром же все были вынуждены согласиться, и
тело Дмитрия Волгина - я совершенно уверена, что это именно он - находится
сейчас в этом здании, где над ним вот уже три года работают все или почти
все выдающиеся наши ученые под руководством старого Ио и моего отца.
- Вы видели его? - спросил Владилен.
- Кого, отца?
- Нет, тело.
Мэри поморщилась.
- Не видела, - сказала она. - Я ни разу его не видела. И не увижу.
Смотрите на это как на женский каприз, но мне неприятен "великий опыт", как
его называют. В нем есть что-то мрачное и невыразимо тягостное А я люблю
цветы и солнце. Я люблю жизнь и никогда не войду в лабораторию отца, пока
там находится мертвое тело.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143