– Интересно, шеф послал кого-нибудь наблюдать за нами? – шепотом спрашивает Мартин.– Наверняка, – так же тихо отвечаю я.– Я пытался вести себя раскованно, как ты, – говорит Мартин. – Но, похоже, не произвел на него хорошего впечатления.– Потому что постоянно шаркал своей ластой, – говорю я. – Что?– Ты постоянно притоптывал ногой, вот так… – Я передразниваю его. – Ты разве не замечал?Мартин качает головой:– Да, возможно, я ему именно поэтому не понравился.– Точно, он такой, – говорю я. – Но теперь уж ничего не попишешь…Там, где пешеходная зона переходит в Дворцовую площадь, перед белой островерхой палаткой играет духовой оркестрик. Палатка напоминает восточный шатер. Перед входом телевизионщики берут интервью у какого-то мужчины. К его синему пиджаку прикреплена желтая нашивка: «У нашей говядины – гарантированно отменный вкус!» Музыканты имеют такие же нашивки, и женщины, которые жарят стейки и колбасу, тоже. Присмотревшись, я теперь повсюду замечаю людей с такими нашивками. Они раздают рекламные карточки, большие по размеру, чем наши.– Ты хотела бы работать у них? – спрашивает Мартин.– Да, – говорю я. – А тебе кажется вкусным то, что предлагаем мы?– Не знаю, – говорит он. – Судя по фотографии, эта камбала в панировачных сухарях может быть жесткой как камень, а скидка – всего одна марка пятьдесят четыре пфеннига. Стоит ли игра свеч?Когда я спрашиваю, откуда он, Мартин отвечает расплывчато: «С Востока, из Тюрингии». Сюда он приехал, чтобы повидаться с матерью.– Керндел, – переходит он к новой теме, – когда беседовал с нами, вообще не упоминал об оплате, об обещанных ста двадцати марках в день.– Тут не должно быть обмана, – успокаиваю его я. – Ставка была указана в объявлении.Он кивает. И вдруг говорит:– А семейным парам вообще-то не следовало бы давать больше одной карточки…Моя первая мысль – что он шутит. Но на всякий случай я привожу контраргумент: – У них ведь есть друзья и знакомые…– Тоже верно. Если будем и дальше продолжать в таком темпе, то где-то к середине дня, наверно, управимся.Можно было бы заходить и в магазинчики пешеходной зоны, но даже когда мы ни к кому не обращаемся, люди сами останавливаются и протягивают руки за карточками. Духовой оркестрик играет без передышки.– Ты тут упомянула мою ласту… – говорит он.– Ну и?– А знаешь, что ты сама не перестаешь улыбаться?– Ты тоже, – говорю я.Примерно через час начинает моросить дождик. Большинство прохожих теперь теснятся у витрин, под маркизами, или короткими перебежками перемещаются от одного укрытия к другому.Мартин по-прежнему работает на улице, а я тем временем захожу в магазины. Одна женщина подмигивает мне и окликает: «Хэлло, лягушонок!»Сама я не завожу никаких разговоров. Но если кто-то рассматривает мой странный прикид или оглядывается мне вслед, тихонько спрашиваю, как будто заблудилась: «Извините, может, вы знаете, где здесь Северное море?» В первое мгновение мой вопрос, похоже, их шокирует. Но потом они смеются, и я вручаю им карточки.Через какое-то время, взглянув через витрину на улицу и не увидев Мартина, я выхожу из магазина. Возвращаюсь немного назад, но по-прежнему не вижу его. Зато замечаю карточки «Северного моря», разбросанные по тротуару. Мартин сидит чуть дальше, прислонившись спиной к флагштоку, и на мои вопросы не отвечает. Левый глаз у него заплыл. Он смотрит на меня и спрашивает, не валяется ли где-то поблизости его трубка. Я пытаюсь собрать рекламные карточки Керндела, прилипшие к мокрым плитам тротуара, но постоянно наступаю ластами именно на ту карточку, которую хочу поднять.– У тебя тоже случилось что-то неприятное? – спрашивает Мартин, когда я опять подхожу к нему.– Нет, – говорю, – с чего ты взял?– Так ты выглядишь.– Синячище у тебя тот еще… – говорю я.– Ты не нашла мою трубку?Я без особой надежды возобновляю поиски. Подбираю еще пару карточек и возвращаюсь к Мартину.– Ты уж извини меня, – говорит он, поднимает с земли трубку и ее загубником показывает на свою левую ласту. – Я, оказывается, наступил на нее и сам этого не заметил.– Хочешь, я раздобуду для тебя лед?– Знаешь, о чем я думал, пока тебя не было? О той фразе про рыб во время потопа… Я словно окаменел, правда. Тот мудак сперва посмотрел вниз, себе на ноги, потом уставился на меня и спрашивает свою жену, мол, знает ли она, кто я такой. Дело в том, что я наступил на его ботинок – концом своей ласты, совсем не сильно. Я даже не почувствовал, и он тоже не мог ничего почувствовать. Его жена сказала, что не знает меня. Тогда он меня и ударил, и, кажется, я отлетел на пару шагов.– Тебе плохо?– Эта фразочка про потоп – идиотская, – продолжает он. – Я ведь ничего такого ему не сказал. Говорил то же, что и всегда.– Нам нужно вернуться к Кернделу, – говорю я. – Потребовать страховку. Ты же пострадал на работе.– Я туда больше не пойду. – Он топает ластой.– Я, кажется, поняла, в чем дело, – говорю я и жду, когда он на меня посмотрит.– Ему не понравилось мое произношение, восточный акцент…– Он ведь спросил свою жену, знает ли она тебя? И когда та сказала, что нет, тогда и ударил?– Откуда бы мы с ней могли знать друг друга? Я здесь вообще в первый раз!– Он просто подумал, что ты – какая-нибудь переодетая шишка, – говорю я. – Только и всего!Мартин не улавливает мою мысль.– Подумал, что ты делаешь это для смеху, чтобы тебя снимали скрытой камерой, – или же потому, что проиграл пари. Ведь в твоем возрасте ни один нормальный человек не согласился бы на такую работу. И ему показалось, будто ты его нарочно оскорбил. Вот и все.Он смотрит на меня так, словно это я закатила ему оплеуху.– Не обижайся, – говорю я.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94