Со многими им предстоит справляться самим.
– Окончательный выбор будет сделан не раньше конца месяца, – говорит Бэрроу. – Может, вы могли бы прийти познакомиться с новым кандидатом? Было бы здорово, если бы вы, так сказать, благословили его, передали эстафету. Многим бы это понравилось.
Я представляю себе толпу людей, фотокорреспондентов, болтовню приглашенных и внутренне содрогаюсь, но не знаю, как поприличнее отказаться.
– Мне трудно пока сказать…
– А вы не торопитесь с решением.
– Не знаю точно. Я…
– Ни слова больше. – Бэрроу изображает улыбку и она сразу смягчает его грубое лицо. Как бы он ни отзывался о способностях Гарри, ко мне всегда был добр. – Мы поговорим об этом позже. – Он отходит, затем останавливается, словно раздумывая, стоит ли мне говорить. – Может быть, вам будет интересно: я хочу, чтобы кандидатом был Кроули.
– Кроули? – Я в замешательстве. Это фамилия Джека. Я переспрашиваю: – Кроули?
– Да, он, – подтверждает Бэрроу.
И вдруг я понимаю, что было причиной возбужденно-приподнятого состояния Джека. Перед ним награда, и не меньшая, чем деньги или женщины. Джек занял место Гарри.
Он стоит на другом конце крыльца с какими-то людьми. Руки на груди скрещены. Четкие черты лица выражают сосредоточенность. Джек быстро и возбужденно говорит, бурно жестикулируя.
Пришел его час.
Вхождение в политику для него закономерно. Броская внешность, ореол успеха в бизнесе, убедительная и приятная манера говорить – просто идеальный кандидат. Да еще поддержка Бэрроу. Джек обязательно своего добьется.
– Вы ведь уже знали об этом? – нерешительно спрашивает Бэрроу. По выражению его лица я понимаю, что кто-то, может быть, сам Джек, должен был поставить меня в известность.
Я стараюсь смягчить ситуацию.
– Пока до меня что-нибудь дойдет… – Всем своим видом хочу показать, что мне все равно, говорили мне об этом или нет. И на самом деле это так. Политическая карьера Гарри была для меня важна лишь постольку, поскольку она была важна для него. Теперь его нет и кандидатура на место в парламенте меня не волнует. Все, что я чувствую, это облегчение: мне больше не нужно соответствовать стандартам супруги политика. Похоже, те дни, когда я добросовестно зубрила историю родного края, издания по социологии и носила соответствующую положению мужа одежду, остались в далеком прошлом.
Бэрроу, видимо, считает, что мое безразличие – это своего рода одобрение кандидатуры Джека. По крайней мере, выглядит довольным. Но если он думает, что мое мнение имеет хоть какое-нибудь значение, то ошибается.
Видя, что еще немало людей ждут очереди побеседовать со мной, Бэрроу отодвигается, уступая место молодому человеку, которого я сразу узнаю, но не могу вспомнить, откуда он. Озадаченное выражение лица, наверное, выдает меня, так как молодой человек поспешно представляется Тимом Шварцем. Теперь я вспоминаю. Он – директор благотворительного фонда помощи румынским сиротам, которому была перечислена прибыль от организованного Гарри концерта. Я видела его однажды на благотворительном приеме, а затем – уже в толпе на самом концерте. С виду он очень серьезный и достаточно жесткий человек с маленькими внимательными круглыми глазами, словно у зверька. На лице гримаса постоянного раздражения. Мне кажется, он очень способный. Я извиняюсь перед ним за провал в памяти.
Шварц изображает понимание и останавливает на мне свой странный взгляд.
– Миссис Ричмонд, мне весьма неудобно вас беспокоить, но получили ли вы мое письмо?
– Понимаете, я только что вернулась из Америки. У меня пока ни до чего не дошли руки. Я скоро займусь почтой. На следующей неделе.
По его глазам видно, что он уже обдумывает следующий вопрос.
– Вы знаете, в воскресенье я буду недалеко от вашего дома. Может быть, вы позволите мне зайти к вам на полчаса?
Я рассеянно улыбаюсь, соображая, как бы от него избавиться. Мы прилетели из Америки всего два дня назад, и выходные кажутся мне желанным раем. Можно будет хоть немного передохнуть.
– Боюсь, что в воскресенье это невозможно, – говорю я.
– Всего полчаса, – повторяет Шварц, изобразив неубедительную улыбку, тут же исчезнувшую, и с нетерпением добавляет: – Это срочное дело. Связано со счетами фонда. Мы не можем продолжать дела, пока с ними не все улажено… – Он запинается, как будто ему трудно объяснить, а мне – понять все это.
– Если это касается концерта, то не уверена, что смогу помочь вам, поскольку я почти не занималась его организацией.
– Вероятно, вы правы, но я уже несколько раз пытался поговорить с советниками вашего супруга и… – Он разводит руками, показывая бесполезность этой затеи. – Послушайте, может быть, в понедельник будет удобнее?
– С какими советниками мужа вы говорили?
– С юрисконсультом Леонардом Брейтуэйтом и бухгалтером по фамилии Гиллеспи.
– И они не смогли быть вам полезными?
– Сказали, что не могут.
– Ну что же, тогда…
– Понимаете, вы – единственная, кто может помочь.
Этот аргумент для моей уставшей головы оказывается слишком сильным.
– Ну что, значит, в понедельник? – повторяет он.
– Понедельник? – растягивая слово переспрашиваю я. – Не уверена. У меня так много дел…
– Я был бы весьма вам признателен. Это действительно очень важно.
Я чувствую, что мне не удастся от него отделаться.
– Хорошо, – усталым голосом говорю я и понимаю, что мы договорились о встрече и что мне придется уделить ему время.
Мы уславливаемся на полдень.
Сразу после того, как Тим Шварц отходит, я жалею о том, что не договорилась на другой день. Понедельник и так будет слишком загруженным:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137