– Мне нужно твое мнение эксперта. Предполагается, что Джереми лежит в самой удобной для него позе, но что-то не так.
– Ты права, – соглашается девочка. – Все не так. У него очень напряженный вид. И он тебе солгал. Это не самая удобная для него поза. На самом деле ему совсем неудобно.
Я поражаюсь ее проницательности. Я лежу в довольно неудобной позе, но не пытаюсь ее изменить.
– Скверный, скверный Джереми, – говорит Генриетта, грозя мне кистью. – Вам же неудобно. Как же вы можете рассчитывать, что я хорошо выполню работу, если вы меня обманываете? Пожалуйста, Сара, сделай что-нибудь.
Сара становится прямо передо мной и просит:
– Встаньте.
Я встаю. Я никогда, ни разу в жизни так не чувствовал, что у меня есть пенис. Самое большое мое желание сейчас – чтобы меня кастрировали, и я стал, как кукла, с гладким местом вместо члена.
Сара кладет на кушетку розовую ткань и просит снова улечься в самой удобной позе. Я подчиняюсь. Она прикрывает мне ноги уголком розовой простыни и спрашивает у матери:
– Ну как?
– Ты гений, дочь моя. Спасибо. А теперь беги готовиться к своему уроку танцев с фокусами.
– Пожалуйста, – просит девочка. – Я сегодня в самом деле не хочу идти. – Ну пожалуйста.
– О, ну давай же, это всего два раза в неделю.
– Это много. Не говори: «только». Это так много!
– Но ты всегда в таком хорошем настроении после этого.
– Это потому, что я знаю, что у меня целых три чудесных дня покоя до следующего дурацкого урока танцев с фокусами.
– Никаких отговорок. Давай, давай, – произносит Генриетта пронзительным голосом нянечки Мэри Поппинс.
Сара уходит с раскрасневшимися щеками, бросая на мать сердитые взгляды.
Генриетта говорит мне:
– У Сары изысканный вкус. Ей всегда удается найти идеальную позу для моих натурщиков. И она совершенно точно знает, какой реквизит использовать.
– Вы хотите сказать, что всегда позволяете ей видеть обнаженных мужчин?
– Конечно.
– Сколько ей лет?
– Одиннадцать.
Я решаю сменить тему, не желая, чтобы ей показалось, будто я ее критикую. Мы беседуем о приятных вещах. Через час она сообщает мне, что портрет закончен или что по крайней мере она сможет теперь закончить его без меня. Она предлагает мне прийти и взглянуть на него в следующую субботу, когда он будет совсем готов и высохнет. Мне грустно, поскольку я боюсь, что наша следующая встреча станет последней.
Потом я вспоминаю, что хотел спросить о судьбе моего портрета.
– Я знаю, что не очень красив, – говорю я. – Почему вы меня выбрали?
Она мило улыбается – вероятно, из-за моей скромности, – и отвечает:
– Для журнала у меня есть безукоризненные натурщики, а те, что несовершенны, служат для искусства. Я нахожу, что писать несовершенных гораздо интереснее. Таким образом вы признаете изъяны жизни. – Она резко останавливается, затем продолжает: – Простите. Я только что поняла, что, возможно, вас обидела. Приношу свои извинения.
– Я совсем не обиделся. – Это не так. Я обиделся. Она выбрала меня в качестве несовершенного натурщика, воплощающего изъяны жизни. Я лгу ей, так как хочу, чтобы она продолжала говорить и высказала все ужасные мысли, которые у нее на уме. Тогда я с самого начала буду знать, что она думает обо мне на самом деле. Я пытаюсь притвориться непринужденным и оживленным.
– Можно мне взглянуть на портреты ваших несовершенных натурщиков? – осведомляюсь я.
– Конечно.
Она ведет меня в другой конец комнаты и вынимает картины из огромных шкафов. Затем прислоняет их к стене. Некоторые из них весьма забавны. Все они намного хуже меня, и это меня удручает.
– Вы полагаете, что я выгляжу так же плохо, как они? – мрачно спрашиваю я.
Слегка улыбнувшись, она отвечает:
– Нет. Я меняю стиль, делая его более сдержанным и используя более утонченные варианты.
Я чувствую себя лучше. Мне кажется, сейчас самое время пригласить ее куда-нибудь. Даже при том, что у нее есть дочь (что вовсе не изменило моих к ней чувств) и, возможно, еще и муж – а быть может, и нет, – я все же могу попытать счастья. По-видимому, она живет одна, но, разумеется, нельзя быть совершенно уверенным.
Перед тем, как прийти к ней сегодня, я много думал о том, как пригласить ее куда-нибудь, поэтому знаю наверняка, что говорить.
– Вы не хотели бы сходить со мной в кино? – спрашиваю я.
– Ах! Я рада, что вы об этом заговорили, – отвечает она. – Я хотела с вами поговорить как раз на эту тему.
Я нервно приподнимаю брови и подавляю желание задать какой-нибудь глупый вопрос, например: «На какую тему?». Так что я не произношу ни слова. Бьюсь об заклад, она мне сейчас скажет, что никогда не назначает свидания своим натурщикам. С другой стороны, не исключено, что она считает, будто я слишком долго тянул с тем, чтобы пригласить ее куда-нибудь. В любом случае, если она примет мое приглашение и захочет, чтобы я выбрал фильм, я это уже сделал. Это испанский фильм с английскими субтитрами о тореадоре, запутавшемся в любовном треугольнике. Приятный и интеллектуальный фильм. Он называется «Мы – Телец».
Она говорит:
– Одна из причин, по которым я решила заговорить с вами в тот день в кафе, – это то, что я хотела, чтобы вы познакомились с моей приятельницей. Думаю, она вам понравится.
Я не понимаю, о чем она. Генриетта хочет сосватать меня кому-то, а не встречаться со мной сама?
– Ее зовут Лора, – продолжает она. – Сегодня она выступает в «D?fense d'y Voir», маленьком клубе. Мы могли бы там пообедать, а потом сходить в кино.
– Она певица или что-то в этом роде? – спрашиваю я.
– Нет. Танцующая фокусница.
– Как на уроках Сары? – нахмуриваюсь я.
– Да. Она преподает Саре.
Мне бы хотелось спросить:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79