«Родина-мать, по равнинам твоим я не езжал еще с чувством таким»,— вспоминаются слова любимого поэта. Анархии как будто не было. Покой, довольство. Но почему же на вагонах «РСФСР»? Забыли стереть? Осталось по недосмотру?! Говорила покойница тетя, что «но сне все наоборот...»
20.1. Перехожу в своей истории полка к борьбе за каменноугольный район, когда я принимал активное участие в борьбе с красными,— самому тяжелому периоду, богатому впечатлениями, кровавыми эпизодами и жертвами.
Перед отъездом на фронт был проездом в дождливый зимний день в Новороссийске —«к счастью дождь». В середине января 1919 года в яркий, теплый день приехал с братом в Екатеринодар. На вокзале масса публики, вооруженных казаков, на стенах воззвания формирующихся частей, громадные плакаты «Освага»... Впервые видел 22-летнего пол-
ковника-летчика. У громадной витрины «Освага» с линией фронта в числе многих я долго рассматривал карту, гадая, где мне придется воевать... Всего два года прошло с тех пор, и как все изменилось, к чему мы пришли. Галлиполи, изгнание!
Когда-то в мои годы у человека еще не было прошлого, а теперь у меня осталось только прошлое.
Перед обедом сегодня были похороны двух офицеров-дроздовцев... Первый умер от болезни, второй убит на дуэли... За что убит? Чтобы внести в жизнь своей жены красивую фразу: «Мой первый муж убит на дуэли!» Ложное представление о чести, когда она давно уворована...»
Строчки, строчки, строчки. Страшные, как стон заживо погребаемого, давящие своим могильным мраком. Их нельзя читать без передышки.
Автор дневниковых записей как бы анатомирует самого себя — свой живой труп, отзываясь болями своей разрушаемой психики. Червю не летать, орлу не ползать — говорят в народе.
На офицерских крылышках автор дневника надеялся высоко взлететь в царстве-государстве Романовых, но...
Фатальная невысотность реальных его «горизонтов» здесь прослеживается воочию. Уходит сама жизнь, все потеряно. Однако где-то, на самом донышке его души, что-то еще сохранилось.
Путь бегства «Добровольческой, белой». Того бегства, в котором все, пропагандистски прикрываемое «идейными» пудрами и лаками, так или иначе «выворачивалось наизнанку», обнажало «жалкие душевные лохмотья» уходящих из жизни оборотней, предавших родину и себя. Их «след» в истории — кровь, кровь, кровь...
«1.11. Заходил после 19 ч. поручик Бунин — вспоминали вместе лазарет в Евпатории, вспоминали бои... Ужасы гражданской войны — расстрел генералом Туркулом 120 красноармейцев в возрасте 17—19 лет по обвинению их в коммунизме: под пулеметами заставили выдавать из толпы пленных коммунистов, детей избивали перед расстрелом дубинками, деревянными молотками... Размозжив кости черепа и лица, достреливали в канаве. И это на глазах населения, пленных и своих солдат...»
«Детей избивали перед расстрелом дубинками, деревянными молотками... Размозжив кости черепа и лица, достреливали в канаве...» Детей! Вот вечная же пока что штука: никто из убийц не сочтет себя за убийцу, никогда, ни за что.
И тут послушаем великого Достоевского. Как-то на званом обеде у одной петербургской графини он говорил: «Души не всех человеков на земле разрушают уродства жизни, но они увеличивают число тех, кто наполняет человеческий мусорник. А на нем-то и подбирают подходящих в разную палаческую службу».
И еще: «Личности» из мусорника. В головы тех, кого из мусорника извлекли, легко напускается туман, заслоняющий мучения и кровь, туман из «патриотической веры, высших целей». Русский царизм был малоподражаем в палачестве и в «обхаживании» своих служителей из аппаратов одурачивания и подавления».
Начиненные «высшими целями» царские обломки барахтаются в реках крови, держа путь к «спасителям» в Европе
Новые и новые записи в дневнике.
«...Стремление к власти, кружащей голову, грызня из-за костей родины, дележ шкуры не убитого еще медведя и мародерство, преступления высшего начальства — сгнили верхи- Покатилась армия к морю, полились невинная кровь и слезы, подвелись проклятия вдогонку нам, уходившим. Так
было и, не дай бог, еще будет!
20 час. В Галлиполи появились русские рестораны, закусочные, кос где играет музыка, русские женщины торгуют своим телом из-за куска хлеба... По приезде в Галлиполи одна из медсестер,на мой вопрос, откуда у нее лиры, ответила: «От турка, грека, негра — не все ли равно откуда?! Не умирать же с голоду. Все они одинаковы. Только различаются по весу». Теперь в городе много лавочек, магазинов, парикмахерских обслуживаются русскими... Юркие греки, строя сладострастные рожи, предлагают: «Карош мадам рюсе». Дальше идти, кажется, некуда!
Свадьбы, свадьбы без конца — женятся офицеры на сестрах милосердия, спешат жить, а жизнь ушла — и ее не поймаешь.
Я не живу в настоящем — живу прошлым, черпаю в нем силы... Сейчас я тяжело болен тоскою по родине.
4.11. Прочел радостные сведения о том, что продовольственный аппарат в Совдепии не налаживается... Надвигается голод! Голод — это громадное счастье для России, голос желудка заставит население смести ненавистную власть, в этом я убежден и свой взгляд всегда доказываю».
Представляете: испытывает радость оттого, что в стране, тоской по которой он болен, голод, и в голоде видится ему спасение России... Не бред ли? Нет, это всерьез. Совершенно всерьез они уже подсчитывали, сколько губерний выкосит костлявая рука, прикидывали, когда смогут по трупам вернуться на родину...
Как угодно можно назвать это чувство, но только не любовью. Любовь созидательна. Владимир Ильич Ленин писал о патриотизме людей, которые будут лучше три года голодать, но Советскую Родину спасут.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133