Припоминается: в Киев на гастроли приезжал прославленный украинский ансамбль Канады «Русалка», тот, что блестяще выступал на Международном молодежном фестивале в Британии. В молодежной преимущественно «Русалке» был и пожилой украинец. И вот день отъезда из Киева — поезд сначала на Москву. Трогательные минуты прощания с тем, что живет и тебе от матери-отца, с тем, что на земле-родительнице за
короткие дни заполнило все твое существо,— оно до боли дорого и священно. Пожилой вдруг склоняется к земле, целует ее и благословляет слезой: матшко моя, земле ридна,— не побачу, мабуть, тебе бильше...
Плохо ему без родных соков, родного корня. Плохо. Вот она, ностальгия.Но вернемся в Виннипег, где в разгаре необычный день прославленной «Русалки». Всякого люда там насобиралось. Посъезжались со всех концов Канады. Тут и молодые, родившиеся на чужбине, ни в чем не повинные, несущие в себе неразрывную связь с тем, чего они даже не видели, чего они не знают, но впитали это родное, дорогое с материнским молоком. Ведь сколько любящих от нужды, гибельной нищеты при царизме бежали за пределы родины искать чего-то лучшего.
Оказавшись в Канаде, русские, украинцы привезли--не только самих себя, но и семена своих земель. Недаром один канадский поэт как-то сказал, что Канада цветет Украиной и Россией.
Итак, в день «Русалки» в Виннипеге собралось много разного люда — преобладали любящие, но в праздничную толпу вползла и деникинская, петлюровская, махновская, всякая злобствующая контра.
После душевно-трогательно исполненного Тарасова «За повпу» не знать, из каких глубин сердца щемяще поднялась: «Ридна мати моя...»
«Рушничок»— не просто себе песенка... И кто-то во все горло камнем бросил:
— Прекратите эту советчину!..
Контру выдворили из рядов необычно, с кляпом во рту (из платочка какой-то девчонки), со связанными ремнем руками, последовал пинок в зад — и деникинщина, петлюровщина или махновщина прочертила носом на асфальте разные фигуры геометрии. Следа от них — как не бывало, исчез и призрак...
Не раз, видя за границей «живые трупы», начиненные могильным тлением, невольно спрашиваем себя: откуда они берутся, как они инкубируются?
Ответить на это — то же, что и понять: почему на земле растут розы и чертополохи,— из разных семян они, из разной среды питания идут их корни...
Мы отнюдь не ставим знак равенства между отпадышами и нашими соотечественниками, теми, кто помнит свой прародительский корень, кто едет к нам с добрым сердцем.
«...Украина ныне совсем не та, какой я знала ее, какой оставила ее. Когда я взглянула на широкие ланы пшеницы, которые, словно море, волновались от ветра, когда я поняла, что все это принадлежит народу, а не является собственностью графов и магнатов, в пользу которых приходилось отдавать свой пот и кровь и жать за одиннадцатый сноп, я была глубоко взволнована... Главное то, что люди не печалятся черной годиной, что они уверены в своем еще лучшем будущем и в победе тех идеалов, за которые все советские народы храбро и самоотверженно боролись»,— писала в нью-йоркской прогрессивной газете старая Иосифина, побывав на своей родине, в прикарпатском селе, после полувековых скитаний за рубежом.
И таких отзывов немало.
Потому-то в лагере националистов все чаще звучат голоса растерянности, неверия, признание бесперспективности своих намерений. Даже поездки на Украину, сокрушался как-то бандеровский , парализуют эмигрантов, и они выбывают из антисоветской игры, поняв ее обреченность.
Так, прислуживая пропагандистским боссам Запада, предлагая себя оптом и в розницу империалистическим разведкам, сионистам и кому угодно, украинские буржуазные националисты скатились, как выразился Павло Тычина, «в одну яму».
Буря все дальше и дальше гнала Костю Найдича.
«27.IV. У французского коменданта началась запись желающих ехать в Бразилию... При известии об отходе в Бразилию парохода «Рион» началось повальное бегство «служилого сословия» (по Шульгину) с вещами из лагерей... Как армия мы уже умерли. Я решил быть до конца, до смертного часа верным любимой армии.
28.IV. Зарегистрировано «самовольно отлучившихся» в нашем полку до 20 чел., вчера — 60. Мне пришлось говорить с уходившими на пароход «Рион»— общая причина ухода одна: бессодержательность нашей жизни, пустота, отсутствие цели, рабское, бесправное положение рядовых офицеров — до командира батальона включительно — и солдат. «Вожди» занимались пьянством, дебошами, посадкой подчи-
ненных на «губу», разжалованием офицеров в рядовые, отправкой солдат в дисциплинарный рабочий батальон, неугодных лиц отправляли в беженский батальон, некоторые были расстреляны. Между высшим командным составом и «кобылкой» выросла пропасть. «Вожди» решили, что они победили непокорный, пытливый дух офицерства —«кобылки» и солдат, усыпили себя наклейкой монархических орлов с коронами. Отъезд в Совдепию был первым предостережением, второй удар — отъезд в Бразилию... Поздно ночью получен приказ из штадива принять все меры к недопущению ухода чинов. Воспрещены отпуски в город на время пребывания в нем парохода «Рион». Люди уходят, бросая вещи, уходят в чем есть! Мечты «вождей» о содержании армии р лагерях для игры в солдатики должны будут рухнуть с прибытием армии в Сербию. Там нас не удержит ничто.
29.IV. Все взволнованы до глубины души бегством начальника штакора ген. Доставалова, захватившего с собою 6000 драхм. По этому поводу сыплются замечания: «И этим мошенникам мы вручили свои судьбы!», «Куда ушло столько лет жизни?», «С кем мы теперь?».
Ночь молчит. По проливу медленно ползет ярко освещенное морское чудище, гудит низкой октавой, подходя к Гал-лииоли, что песет нам судьба?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133