24 августа. Прибыли в Москву. С аэродрома нас сразу же отвели в штаб К. К. Рокоссовского, где состоялась теплая, обстоятельная беседа. Командующий интересовался партизанской тактикой, условиями борьбы по ту сторону фронта, состоянием вражеского тыла, коммуникациями и передвижением по ним фашистских войск и т. д.
26 августа. Всех нас пригласили в Центральный штаб партизанского движения. Здесь также состоялась обстоятельная беседа.
31 августа. Утром по телефону нас предупредили, чтобы мы никуда не отлучались и ждали вызова в Кремль. Вскоре этот вызов последовал. Когда вошли в Кремль, товарищи предложили мне идти впереди всех. Ты, мол, самый старший по партизанскому стажу, вот и будь направляющим. До этого в Кремле я не бывал и, признаться, немного волновался.
На приеме в Ставке Верховного Главнокомандования было человек двадцать командиров партизанских соединений и отрядов. Когда все расселись за длинным столом, я осмотрелся по сторонам. Вижу, на столе лежит карта походов нашего Сумского соединения, которую Войцехович составлял в Старой Гуте. Тогда ее отправили самолетом в Центральный штаб партизанского движения, а теперь она здесь, в Кремле. Что бы это могло значить?
Прием был продолжительным. Нас подробно расспрашивали о боевых делах отрядов, быте, связях с народом, вооружении, обмундировании. Когда спросили об источниках пополнения боеприпасами, я ответил, что источник один — трофеи.
— А почему ваши отряды стали рейдирующими? — спрашивали меня.
Я рассказал, что мы вынуждены были уйти 1 декабря 1941 года из Спадщанского леса, как дважды уходили из Хинеля и Старой Гуты рейдами на Путивль, и на опыте убедились в преимуществе маневренных действий. Тут же мне задали вопрос: может ли наше соединение совершить рейд на правый берег Днепра?
Мысль о выходе на Правобережную Украину у нас никогда раньше не возникала. До этого мы совершали рейды из одного района в другой, по знакомым нам местам. Выходили за пределы Путивльского района, рейдировали по всей северной части Сум-
ской области, иногда даже переходили границы Украины, Курской и Орловской областей Российской Федерации. Это были не простые передвижения с одного места на другое под натиском превосходящих сил противника. Нет. В процессе переходов соединение наносило врагу удары в самые больные места. Но ходить все время по одним и тем же районам не было смысла. Обстановка требовала, чтобы соединение действовало на Правобережье. Теперь нам предстояло пройти по территории нескольких областей, форсировать Десну, Днепр. А пройти туда мы, безусловно, сумеем, ведь там и земля, и люди такие же советские, как на Сумщи-не или в районах Брянских лесов. Хорошенько поразмыслив, я сказал, что выйти на правый берег Днепра мы сможем.
Напротив меня сидел Александр Николаевич Сабуров. Еще до вылета в Москву, в Старой Гуте, у нас был разговор о совместном рейде на Сумщину. Он поднялся и заявил, что тоже хотел бы со своими отрядами двинуться на правый берег Днепра. Согласие было дано. Нам предложили составить заявку на все, что потребуется для рейда на Правобережье.
Выйдя из Кремля, мы еще не осознали в полной мере всю важность этого совещания. Лишь потом, в гостинице, поняли глубокий смысл совещания, па котором пас, партизан, называли вторым фронтом. На союзников, значит, рассчитывать не приходится. Американцы и англичане саботируют открытие второго фронта в Европе. Ну что же, мы сами его создадим. Один фронт у нас на Волге, а второй будет партизанский, в тылу врага за Днепром.
На другой день меня и Сабурова снова вызвали в Кремль. Речь шла о предстоящих делах на территории Правобережной Украины. Нашему соединению было предложено отправиться в Киевскую область, а Сабурову — в Житомирскую. Эти районы с разветвленной сетью железных и шоссейных дорог, многочисленными переправами через реки являлись важнейшими стратегическими узлами.
Основной упор делался па то, чтобы наши соединения подняли там народ на вооруженную борьбу с оккупантами, развернули диверсионную работу, срывали подвоз из Германии резервов и техники к Волге и предгорьям Кавказа. Нашему соединению, кроме того, было приказано разведать укрепления на правобережье Днепра и Припяти и обо всем донести в Ставку Верховного Главнокомандования.
Мы понимали, что наш партизанский рейд связывается с подготовкой больших операций Красной Армии, что вскоре надо ждать радостных событий с фронта. Все было оговорено и учтено вплоть до установления надежной радиосвязи.
Возвращаясь из Кремля, Сабуров был очень задумчив.
— О чем ты, Александр Николаевич? — спросил я его.
— Вот думаю о сложности задания.
— Понимаю. Конечно, вначале твоим людям будет трудно. Рейды они не совершали, да и обозы не подготовлены. Но не горюй, поможем...
— Спасибо, Сидор Артемович, это я учту.
— А что думаешь делать с запасами продовольствия? Ведь у тебя их до нового урожая хватит.
— Это верно. Но и с собой всего не возьмешь. Раздадим населению.
До вылета оставалось дней восемь. Много было разных хлопот. Несмотря на большую занятость, мы нашли время, чтобы побывать в госпиталях Москвы и Тамбова, где находились на излечении наши товарищи-партизаны. Сколько радостных, волнующих минут пережили мы от встреч с боевыми друзьями! Буквально не успевали отвечать на нескончаемые вопросы о делах и людях соединений на Малой земле.
12 сентября. Вернувшись в Старую Гуту, я обо всем рассказал Семену Васильевичу Рудневу. Только комиссару можно было сообщить полностью содержание секретного приказа. Мы заперлись с ним в трофейной венгерской санитарной машине, служившей нам штаб-квартирой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70