Даже одна из тех, что сцепились у меня под ногами, вырвалась на свободу и, прихрамывая, побежала следом за стаей. Они искали укрытие, как и следовало всему живому в предчувствии надвигающейся бури — в том числе и мне.Я перепрыгнул через два крысиных тела, сцепившихся на песке, и осмотрел берег водоема. Такие бури могут длиться по нескольку дней, и мне стоило пополнить свои скудные припасы. Я протянул руку и схватил столько водорослей, сколько мог, запихивая их за пазуху своей куртки, поскольку больше мне не в чем было их спрятать. Я позволил себе схватить только три таких горсти — больше медлить было нельзя.По склону, по которому я так просто спустился, взбираться, как и следовало ожидать, было куда труднее. Но я заставил себя не суетиться, чтобы опять не свалиться вниз, где я не смогу найти укрытие от песчаной бури.Задыхаясь от усилий, я добрался до пещерки, где оставил свои пожитки. Спрятав влажную массу принесенных с собой водорослей в каменную нишу, я стал сооружать из своего плаща временное укрытие, как обычно делают путешественники. Пещерка была маленькой, но мне повезло, что нашлось хоть такое убежище.Я сделал укрытие из плаща, расклинил его посохом, как мог, и залез внутрь, свернувшись клубком. Взял горстку водорослей, чтобы их пососать, и стал ждать первый удар бури.Он не промедлил. И был он таким сильным, что все мои приготовления ничего не значили перед его яростью. Буря била и била по моему укрытию не переставая, песок и мелкий щебень добрались до меня. Кожу с меня словно сдирало теркой. Я оглох и ослеп. Мне пришлось обернуть голову шарфом, чтобы не потерять глаза. Когда меня одолел голод, наверное, такой же злой, как тот, что терзал утробу крыс, я попытался проглотить немного водорослей, лишь для того, чтобы ощутить вкус песка, который проникал сквозь мою жалкую защиту и покрывал собой все.Когда становишься пленником бури, теряешь ощущение времени. Я, наверное, заснул, потому что мне привиделось, будто я дерусь с песчаным котом. Я чувствовал удары его когтей, шершавость его языка. Он играл со мной, как котти с виноградным жуком. Ни спасения, ни смерти не было — только тьма. И я благодарно погрузился в нее, поскольку никаких сил для борьбы у меня не осталось. Но даже во тьме рев бури оглушал меня, и успокоения не было. Неужели так окончились все мои попытки заслужить уважение в глазах родни? Нет, что-то во мне противилось такому исходу. Какая-то часть меня перетерпела эту тьму и боль, упрямо цепляясь за жизнь. 4 Всему приходит конец, и, когда стих оглушающий вой ветра, я очнулся, вынырнув из тьмы лишь для того, чтобы снова погрузиться в забытье, которого так жаждало мое напряженное и измученное тело. За краткие мгновения перед тем, как заснуть, я успел осознать только то, что я каким-то образом пережил бурю, которая легко уничтожила бы целый караван.Наверное, мне опять снился сон — конечно, не мог же я на самом деле участвовать в том, что мне показалось таким отчетливым и настоящим. Там была комната, освещенная лампами, горевшими янтарным светом, как глаза огромных котов, и я словно бы стоял перед судьей, который имел надо мной власть такую же, как и эти внушающие трепет хозяева пустыни.Я почувствовал движение, и в освещенное пространство вошли две женщины, которых я знал, — это были Равинга-кукольница и ее ученица. В руках Равинга несла очень осторожно, словно великую драгоценность, куклу, подобных которой я никогда прежде не видел. Искусство, с каким ее создали, было таково, что кукла была неотличима от человека, только маленького размера. Я присмотрелся и увидел, что это действительно человек и что этот человек — я сам.Она подошла еще на два шага, подняла куклу, и ее испытующий взгляд скользил то по ней, то по мне, словно она желала удостовериться в сходстве каждой детали. Затем она кивнула и заговорила.Но буря, наверное, и правда отняла у меня слух, поскольку, хотя ее губы и шевелились, я не слышал ни слова, даже не понимал, со мной она говорит или со своей спутницей. Девушка тоже подошла, и мне было ясно, что делает она это неохотно и все это происходит против ее воли. Но все же она подошла. Она протянула руки раскрытыми ладонями вверх, и Равинга положила куклу, которая была мной, ей в руки. Девушка склонила голову и показала кончик языка. Она коснулась языком лица куклы три раза, пока губы Равинги шевелились, как если бы она пела или говорила. Затем, словно по щелчку пальцев, они, светильники и вообще все это исчезло. Я открыл глаза.Сорвав шарф, которым обвязал лицо, я увидел, что лежу в темноте, и, когда попытался пошевелиться, почувствовал, что придавлен чем-то тяжелым. Я испугался. Меня с моей жалкой защитой могло засыпать огромной кучей песка, и тогда я оказался бы замурован в этой пещере.Когда я попытался убрать посох, закреплявший плащ изнутри, я почувствовал какое-то скольжение, вес стал легче, и я заторопился, желая как можно скорее высвободиться из того, что могло оказаться моей могилой.Я выбрался в ночь. Зловещих облаков клубящегося песка нигде не было видно. Звезды светили как чистые лампы. Дрожа, неуклюже я поднялся на ноги, чтобы оглядеться по сторонам. Я провел руками по лицу, чтобы стряхнуть запекшуюся коркой пыль, и моя поврежденная кожа отозвалась болью.Водоем! Там я найду не только пищу и влагу, но, несомненно, и те водоросли, которые используют для лечения ран.И тут я почувствовал, что я здесь не один. Однако я взял себя в руки и огляделся по сторонам. Я не видел ничего, кроме скалы и стекающего по ней ручейками мелкого песка, пересыпающегося через обрыв, под которым лежал водоем, как могла бы струиться вода.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86