Теперь я осознал, что попал в компанию настоящего мастера-музыканта, которому нужны не только слушатели, но и ученик.К моим пальцам снова возвращалась гибкость, и я выполнял все упражнения, которые он мне задавал. В основном потому, что Кинрр не спускал с меня глаз, я достиг такого уровня мастерства, о каком и не мечтал.Наверное, из-за того, что Кинрр слишком долго прожил в одиночестве, неожиданное общество оказалось для него чем-то вроде оборванной привязи. Но хотя мой наставник между припадками музицирования рассказывал мне о величии Вапалы и Алмазного двора, он никогда не говорил мне о том, что заставило его покинуть всю эту роскошь, а я предпочитал не спрашивать. Однако было понятно, что там он занимал высокое положение и был близко знаком с влиятельнейшими из владык, вершивших великие дела.Казалось, ему доставляет удовольствие описывать мне в подробностях придворные церемонии, прерывая их перечисление обрывками слухов. И пока я слушал, мне все больше и больше казалось, что высокий двор на самом деле был местом обитания масок — что никто там не был и не хотел быть собой, а их скрытые за лицами помыслы двигались странными путями.Существовало шесть главных Домов, которые уже несчетные поколения удерживали свое положение и власть. Были и другие, моложе, на которые Шесть взирали с чувствами, варьирующимися от легкого презрения до издевки, выражающейся в замысловатых интригах с целью их ниспровержения.Я решил, что Кинрра, скорее всего, коснулось подобное уничтожение одного из младших Домов, и поэтому ему и пришлось бежать из Вапалы.Для стороннего наблюдателя основные занятия двора сводились к бесконечным скучным церемониям, о которых Кинрр рассказывал в мельчайших подробностях. Одежда, действия, даже пол участников подобных взаимодействий очень сильно влияли на их успех. Чтобы развлечь его, я устроил ему что-то вроде кукольного театра, где разыграл кусочки из этой бесцельной пьесы. Но он отнесся к этому очень серьезно и был так расстроен моими многочисленными ошибками в словах и действиях, что я приложил все свои усилия, чтобы исполнить все так, как он хотел.Мурри это показалось скучным. Некоторое время он наблюдал за нами с выступа скалы, затем тихо исчезал — обычно шел охотиться на крыс.Так проходили дни. Часто я подумывал о том, чтобы двинуться дальше, но с каждым днем становилось все заметнее, что Кинрр слабеет. Ему было все труднее заботиться о себе — что уж говорить о дюжине яксов, которые от моего ухода залоснились и стали послушными.Как-то ночью мы сидели на гребне скалы, глядя на звезды — вернее, это я смотрел, а Кинрр пытался показать мне ориентиры, которых сам видеть уже не мог, и потому говорил резко, как в тех случаях, когда пытался вбить в мою глупую голову основы дворцового этикета.— Хинккель, ты не создан для отшельничества. Куда ты пойдешь?Я ответил ему честно:— У меня есть что-то вроде дара обращения с животными, Кинрр. Наверное, неплохо будет отправиться в Вапалу, как ты мне и советовал, и попытаться поступить в ученики к укротителю зверей.— Укротителю! — Он захихикал, хлопая в ладоши, как ребенок, когда тот радуется какой-то проказе, — Да, ты будешь укротителем зверей, и редкостным, надо сказать! — Он неожиданно сменил тему. — Император угасает. Перед твоим приходом тут был торговый караван, который сбился с дороги из-за бури. Они привезли новости… много новостей. Когда император умрет, будет избрание…На этот раз настал мой черед смеяться.— Старейший, если ты предполагаешь, что я вызовусь пройти испытания, ты слишком плохого мнения о моем здравом смысле. Я был последним в своем, Доме, настолько жалким в глазах моего отца, что он вряд ли будет сильно горевать, если я не вернусь. Я не воин, я не из тех, о чьих деяниях поют барды. Нет, я сделан не из того теста, из какого лепят героев. И мне это вполне подходит.Я пошел проверить стадо и убедиться, что крысы не вышли на охоту. Но по дороге я улыбался, думая о том, каким стало бы лицо моего брата, если бы взглянул на соискателей на императорских испытаниях и увидел среди них меня. 13 Я никак не мог решиться покинуть старика. Хотя я пытался, иногда даже напрямик, выяснить, не мог бы кто-нибудь из его Дома о нем позаботиться, он уклонялся от ответа. Иногда просто вставал и уходил или закрывал глаза и задремывал, как случается со стариками.На прочие темы он говорил очень охотно. Чем дольше мы были вместе, тем больше он рассказывал. Порой он начинал говорить так, словно выступал перед учениками, и неожиданно задавал вопросы, вынуждая меня внимательно прислушиваться к его словам.Мурри в основном держался за пределами видимости, хотя, когда старик крепко засылал, он приходил ко мне. Песчаный кот становился все нетерпеливее. Покинув по обычаю своего народа родной остров, он хотел найти себе собственную территорию.Хотя его и не было видно, он иногда лежал, в тени рядом, и мне казалось, что он понимает многое из сказанного Кинрром. Но кота больше всего восхищали пение барда и его игра на кифонгге.Я, конечно, никогда не достигну такого мастерства, чтобы добиться места барда перед главой какого-либо Дома, но все же я играл лучше, чем большинство тех, кого я слышал, и это не пустое хвастовство. Мы, во Внешних землях, все любим музыку, от рокота барабанов, возвещающих о приближении бури, до песенок, которыми утешают капризничающих детей, мы окружены музыкой с самого рождения. Я до последнего слова знал около полусотни песен — как родословные речитативы, которые должен уметь рассказывать каждый ребенок Дома, так и очень старые стихи, которые дети используют как считалки в играх.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86