За ними ехал Дрэм и другие мальчики с собаками, которые носились среди лошадей, подгоняя обезумевший от страха скот.
Весь день отряд шел по древней зеленой тропе навстречу закату. Чаща осталась позади внизу, со стороны меча, а со стороны щита повсюду, где расступались длинные горные хребты, сверкала полоса Большой Воды. Только для Дрэма все было наоборот, потому что он нес копье и меч в левой руке, а щит, когда нельзя было не брать его с собой, на правом плече. При команде «Меч!» или «Щит!» ему каждый раз приходилось, до того как выполнить ее, в уме быстро поменять оружие местами.
От дороги постоянно убегали тропинки, то травянистые, то меловые, паутиной окутывая желто-рыжие гребни высоких холмов. Навстречу попадались стада пасущихся овец, завидя отряд, они испуганно сбивались в кучу и, постукивая копытами, смотрели на блестящую бронзу и алые плащи, на мчавшихся с громким цоканьем лошадей, на их развивающиеся гривы. Маленькие темнокожие пастухи выкрикивали проклятья вслед золотым людям, которые проносились, как гордые боги, распугивая овец. Они проезжали мимо круглых могильников, безымянных героев, в изобилии разбросанных вдоль хребтов и помогающих опознавать дорогу. В этот первый вечер они разбили лагерь у одного из заброшенных овечьих прудов, обнесенного стеной. На следующий день, около полудня, впереди, на широком уступе Меловой, показался Царский Дворец.
К этому времени к ним присоединились еще несколько отрядов, каждый со своим вождем и старейшинами, и они все вместе поднимались теперь по белым тропкам Меловой навстречу огромной цитадели, сложенной из плит торфяника под самым высоким гребнем, как корона с тремя зубцами или свернувшаяся петлей змея.
Был ясный осенний день и кусты боярышника, усеянные яркими ягодами, отливали медью в лучах солнца, на фоне белоснежного крепостного вала. Чуть ниже по склону, среди бурого жухлого дерна, зеленела изумрудная трава, пробужденная к жизни осенними дождями, сменившими засуху конца лета. Это был один из тех дней, когда все линии резко очерчены, а краски ясные и холодные, как блестящее украшение в центре щита. Но впереди над Большой Водой ползла низкая гряда туч — она двигалась в направлении гор и Болота; даль уже заволокло дымкой, будто кто-то провел грязным пальцем и размазал чистые краски: голубые, зеленые, сиреневые.
— Смотри, какой туман, — сказал Дрэм едущему рядом с ним Вортриксу. — Сегодня не очень-то весело будет ночевать там, наверху.
Но вскоре Дрэм начисто забыл о своих словах Они подъезжали к Царскому Дворцу, и всех вдруг охватило шумное возбуждение.
Всадники отпустили поводья, и лошади, тряся гривами и роняя пену на грудь, поскакали вперед. Всю дорогу бежавшие галопом носильщики Мудира, которые не раз сменились во время пути, вдруг помчались еще быстрее, едва не уморив жреца. Они неслись наверх к тяжелым трехстворчатым воротам, где стояли, выстроившись перед валом, будто выбитые в мелу, молчаливые воины Царского Клана. Их небольшие круглые щиты поблескивали на фоне серого осеннего неба. Носилки пронесли по неровным мосткам, перекинутым через наружный ров, и дальше в открытые ворота меж высоких деревянных створок. За носилками устремились всадники. Дрэм и его сверстники замыкали шествие. Пришпорив коней, они въехали в узкие ворота и протащили на веревке волов, которые с дикими глазами упирались изо всех сил, выставив вперед серповидные рога.
Въехав в ворота, они увидели перед собой огромное открытое пространство, где в годину бедствий могло целиком укрыться племя и скот, который загоняли меж концентрическими кругами огромных оборонительных валов. На самом высоком месте этой крепости, над Царским Дворцом, виднелись одна над другой круглые дерновые хижины Царской Деревни. Соскочив со своей маленькой лохматой лошадки. Дрэм с любопытством озирался кругом: он сразу же заметил, что над крышами громоздящихся по склону хижин не было дыма. В Царском Доме тоже был загашен очаг — огонь разжигали только после избрания нового Царя.
Из Дворца доносились голоса плакальщиц: «Охон! Охон!»
Передав скот людям, которые должны были отвести его в загон, Дрэм с Мэлганом и другими мальчиками двинулись через переполненную народом площадь к месту, где уже ставили палатки из конских шкур: им было поручено привязать лошадей в загородке между внутренней стеной и валом. Лошадей там было уже много, и все они беспокойно метались и били копытами, вспуганные то ли толпой незнакомых людей, то ли ощущением какой-то смутной тяжести, повисшей в воздухе, как перед грозой. Мальчики привязали лошадей и почти кончили кормить их, когда появился Вортрикс, ведя под уздцы отцовского черного жеребца. Он задержался, так как ему пришлось прислуживать отцу. Все стояли вокруг, пока он привязывал лошадь и давал ей корм. Вортрикс, обычно спокойный и уравновешенный, явно был чем-то раздражен: ни с того ни с сего он вдруг накинулся на безответного Мэлгана.
— Что ты стоишь здесь, как свинья? Лучше бы достал еще веревку.
Мэлган принес клубок жил и бросил его Вортриксу.
— Не знаю уж как там насчет свиньи, — сказал он, — но вот лошадью я бы хотел быть. Лошадей не морят голодом до тех пор, пока не выберут нового Царя.
— А ты побей землю копытами и попробуй заржать, — посоветовал Голт, — тогда, может, тебе кто-нибудь и даст меру лошадиного корма.
Смахнув прядь волос на переносицу, Голт принялся скакать и дурачиться, как и тогда, когда им было по двенадцать весен.
Но и сейчас, как и три года назад, они весело расхохотались. Юриан стукнул Голта по голове, и неожиданно все они очутились в центре свалки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65