— Мог, конечно. — Тэлори, сделав шаг, остановился и внимательно поглядел на мальчика.
— Так почему ты не убил ее?
— Сегодня ночью я уже убил одного зверя. Дома у меня достаточно мяса, а торговцы сейчас почти ничего не дают за оленьи шкуры. — Видя по-прежнему недоумевающий взгляд Дрэма, он добавил: — Никогда не убивай, если не можешь употребить в дело добычу. И если ты убиваешь, чтобы достать шкуру, убей столько зверей, сколько тебе нужно. А если ты убиваешь для того, чтобы добыть пищу, наполни свой живот и живот собаки, и животы женщины и ребенка У твоего очага, сделай запас, чтобы все были сыты и впредь, но никогда не убивай ради убийства. Это повадка ласок и лис, а если так поступает охотник, он навлечет на себя гнев лесных богов. Не забывай об этом, когда станешь взрослым и будешь охотиться с мужчинами.
— Я, наверное, никогда не буду охотиться с мужчинами, когда стану взрослым.
Слова вырвались сами собой, помимо его воли.
И еще минуту назад он не поверил бы, что способен такое произнести. Наступило молчание; ветерок пробежал по веткам бузины и с них дождем
посыпались белые лепестки.
— С кем же тогда? — спросил Тэлори.
— С полулюдьми.
— Кто это тебе сказал?
— Старый Катлан, мой дед.
Опершись на копье, Тэлори стоял и смотрел на мальчика с каким-то новым любопытством.
— Ну, а теперь скажи мне, почему он так сказал?
Дрэм помрачнел: старая обида сдавила горло и он не мог вымолвить ни слова.
Тэлори вдруг махнул медной змейкой в сторону висящей, как перебитое крыло у птицы, руки мальчика:
— Из-за этого?
Дрэм кивнул.
— Ясно. Люди меня называют Тэлори-однорукий почти так же часто, как Тэлори-охотник. Однако никому не приходит в голову оспаривать мое право носить алую повязку.
— Сабра, моя мать, говорила что-то об этом. Но ты ведь был воином и знаменитым человеком в клане, когда потерял руку в схватке с похитителями скота?
Тэлори хмуро улыбнулся — неожиданная улыбка обнажила сильные, как у собаки, резцы в углах рта.
— Это тоже дед сказал?
Дрэм снова кивнул, и снова Тэлори, облокотившись на копье, посмотрел на него долгим, внимательным взглядом.
— Щенок, послушай меня. Если у тебя есть нечто, за что стоит драться, — дерись и не слушай никакого деда. Пути бывают разные — есть прямые, в обход, кружные. И если у тебя нет второй руки для лука, научись метать копье, да так ловко, чтобы ни враг, ни друг никогда не вспомнили, что ты это делаешь не по доброй воле.
Дрэм поглядел на него с изумлением. Откуда Тэлори знает про лук Драстика? Но тут же догадался, что Тэлори, очевидно, говорил не об этом луке, а о луке, который у него был когда-то, а теперь он, как и Дрэм, не мог из него стрелять. Мальчик не решался взглянуть в лицо Тэлори; низко опустив голову, он с трудом выдавил из себя:
— Ну, а если вдруг я все сделаю, как ты говоришь: научусь метать копье с расстояния шести шагов, а потом убью волка, может даже самого крупного, самого свирепого, — найдется тогда кто-нибудь среди воинов, кроме, конечно, деда, кто замолвит за меня слово, когда придет время мне предстать перед кланом?
— Когда настанет время заправить алую пряжу в станок, вспомни этот рассвет в лесу и проси деда послать предупредить меня.
В первое мгновение он подумал, что ослышался. Медленно подняв глаза, которые внезапно стали совсем золотыми, он посмотрел на Тэлори.
— Тебя?!
— A y кого же, меньшой брат мой, на это больше прав?
Они поглядели друг на друга, как бы закрепляя договор. Затем Тэлори выпрямился и взял в руку копье.
— Ну, а теперь тронулись. Совсем рассвело. Дома у тебя, наверное, все с ума сходят. Ты найдешь отсюда дорогу?
Дрэм кивнул.
— Тогда мы здесь расстанемся. Хорошей охоты, щенок!
Подождав, пока Тэлори скроется за деревьями, держа путь к дому вверх по ручью, Дрэм двинулся вдоль опушки к круглым склонам Меловой.
Когда он, пройдя по тропинке, выбитой прямо в мелу, добрался наконец до ворот своего дома, день был в разгаре и прозрачный месяц едва заметно светлел в безоблачном небе. Рыжие волы, тяжело переминаясь, шевелились в загоне. Рогатина была отброшена, и ворота распахнуты настежь. Миновав двор, он подошел к двери хижины и тут же услыхал голос Драстика: «Его нет у Долая. Одни боги знают, где его носит и что с ним стряслось». Брат стоял возле деда, тот, зябко кутаясь в одеяло, сидел на корточках перед очагом, который, видимо, так и не гасили всю ночь. Прислушавшись, Дрэм уловил ворчливый ответ: «Мальчишка непутевый. Я это всегда говорил. У него нет уважения ко мне, его деду. Если угодно будет Повелителю Солнца, он явится, когда захочет есть».
Они увидели его одновременно, и тут же старая Ки, мать собак Драстика, поднялась на лапы, громко зевнула и, радостно виляя хвостом, направилась навстречу Дрэму. Но Драстик ее опередил — в два прыжка он очутился подле брата и, схватив его за шкирку, швырнул в освещенный угол перед очагом.
— Нечистая сила, где ты пропадал?!
Дрэм, потирая шею, молча глядел на него.
— Ночь была светлая, и я решил половить рыбу, — сказал он наконец. — Она, правда, уснула.
Дед презрительно фыркнул, и непонятно, чего было больше в дедовом смешке — недоверия или презрения.
— Ему, видите ли, захотелось рыбку половить, — сказал Драстик. — И мать поэтому должна бегать по лесным опушкам и искать его всю ночь, а брат — карабкаться по Большой Меловой, чтобы узнать, не взбрело ли ему в голову пасти овец у Долая.
Драстик снял со стены кнут из сыромятной бычьей кожи, который держал для собак, и теперь стоял, пропуская темные ремни между пальцев.
— Ты знаешь, как поступают со щенком, который убегает подобным образом от стаи?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65