«Разыскиваются особо опасные преступники», ручку жали, меня в простоте не возьмешь…— Я в отставке, Ястреб… Ни в каком я не в ОБХСС… К тебе пришел по другому делу…— А разве в отставке дела бывают? Если ты, к примеру, отставной маршал — в дурака с адъютантом режешься, генерал — клубнику разводишь, а полковник — совместительствует, на двести пятьдесят только святой ныне проживет…— А если не совместительствую, а для души?— Полицейский для души наручники надевает, ему это как циркачу гиену отдрессировать…— Тоже верно, — согласился Костенко. — Скажи-ка мне, Ястреб, ты Хренкова давно видел?— Кого?— Эмиля Валерьевича Хренкова…— Не знаю такого. Откуда он?— Из «Зари».— Это которые инструментами торгуют? Компьютерами?— Точно.— Я оттуда Людку харил, секретаршу ихнюю…— Старик, а греховодишь.— Ничего подобного. Тренирую простату. В нашем возрасте это необходимо… Кто-то рассказывал, как один наш знаменитый поэт к академику Фрумкину пошел, тот был главным урологом Красной Армии, про него еще Михалков написал: «генерал из генералов, маршал мочеполканалов»… Поэт его спрашивает: мол, сколько раз в неделю надо трахаться? А Фрумкин ответил: «Чтобы трахаться — надо трахаться постоянно»… Если запустишь — конец… Сломанную руку сколько месяцев человек после гипса разрабатывает! То-то и оно! А женилка, полковник, не рука! Без руки жить можно, а без женилки, да еще с простатой, как булыжник, — прямой путь в онкологию.— Ну-ну, — вздохнул Костенко…— Нужна девка? — спросил Ястреб. — Отставнику можно. Партийцы не схарчат, пенсию не отымут…— Жены боюсь, — ответил Костенко.— Так тебя ж после молодухи на нее потянет! Спасибо еще скажет, полковничек… Ислам надо учить… Многоженство — верх разума. Хочу в мусульмане податься, татары народ надежный, ей-богу… И звучит красиво: «Михаил Рувимович Ястреб-заде». За одного этого «заде» мне десять «рувимов» простят…— Ты бы не мог эту самую Людку про Хренкова спросить, а?— Полковник, если я в лагерях за дополнительную пайку не ссучился, то разве сейчас в сексоты пойду? Костенко закурил:— Дай слово, что в тебе умрет, что я сейчас открою.— Даю слово.— Помнишь артистку Зою Федорову?— Это которую Щелоков уконтрапупил?— Кто это тебе сказал?— Так Нагибин в «Огоньке» напечатал, неужели не читал?— Читал… Писатель в книге на все имеет право, на то он и отмечен искрой божьей… Так вот Хренков этот меня интересует именно в связи с Зоей Федоровой…— Не сходится, полковничек… Если ты в отставке, то при чем здесь несчастная Федорова?— Надо уметь отдавать долги.— Мне отдай… Мне эта власть задолжала, за всю мою растоптанную жизнь задолжала…— Бабок у меня нет, Мишаня. Чем возьмешь?— Хренков, Хренков, Хренков, — задумчиво повторил Ястреб. — Ну-ка, покажи ксиву…Костенко протянул ему пенсионное удостоверение. Ястреб изучил его, вернул, заметив:— В ваших падлючих типографиях и не такое можно напечатать…— Кстати, о Щелокове… Хоть он мне генерала зарезал, а ведь обещал звезду дать, но я помню, как он на встрече с детективщиками запонки им показывал золотые: «Это подарок великого советского музыканта Ростроповича, моего друга, он мне их дал перед тем, как его изгнали с Родины… А я их ношу, потому что придет время — он героем сюда вернется… » Так что прямолинейно и однозначно ни о ком судить нельзя, Ястреб, даже о Щелокове.— Это он в застое этакое брякнул?— Так он после застоя сразу и слетел… В зените своей власти официально заявил… И еще сказал, что дирижерскую палочку Ростроповича у себя на столе держит, как напоминание о расейском бездумном расточительстве, когда сами собственные таланты давим. Мол, что имеем — не храним, потерявши — плачем…— Полагаешь, на него напраслину возвели?— Ястреб, я п о л а г а ю только в том случае, когда имею улики… Ладно, если вспомнишь что о Хренкове, зайди, чайку попьем.— Адрес не поменял?— А кто легавым новые квартиры дает? Я ж не передовик какой или министр… Ну, пока, Ястреб… Мне нравится, как ты дело развернул… Учишь государственных идиотов коммерции…Костенко вышел из киоска, Ястреб тут же открыл окно, высунулся с мегафоном и моментально собрал очередь. Внезапно закричал: «Полковник, погоди! »Сначала Костенко решил было не возвращаться — зачем о т к р ы в а т ь с я, но потом сказал себе: «Ты отставник, ты никто… Кому ты нужен? Раскроешься, закроешься, все кончено, жизнь — мимо, конец… »И — вернулся.— Слушай, — сказал Ястреб, — в лагере со мной один бес сидел, мы его раскололи, его в пятьдесят седьмом взяли, подполковником МГБ был, курва… Мы его сквозь строй гоняли — у-у-у-у… После двадцатого съезда его окунули, пытал, говорили, пятнадцать вмазали… Так мы ему кличку дали — Хрен; злой был, отмахивался по форме, за себя стоять умел…— Хрен? От фамилии, что ль?— От злобы. Знаешь, как говорят: злая горчица, злой хрен… Фамилия у него другая была…— А шрамик на левой брови был?— Он весь у нас в шрамах ходил… Костенко достал из кармана фоторобот Хренкова, протянул Ястребу:— Он?— Он, курва, чтоб я свободы не видал, он! Ну, сука, а?! Жив, выходит!— Он не просто жив, Ястреб… Он, сдается, в деле. Ко мне п о д о ш е л, сославшись на тебя, иначе я б с ним и говорить не стал… Забыл все, что я тебе показал?— А ты мне ничего и не показывал, полковник…… В Переславль-Залесский Костенко приехал в полночь, потому что у автобуса полетел скат. Менять его — да еще под дождем — дело долгое, матерное, пассажиры пытались остановить машины, — куда там.Странные у нас люди, думал Костенко, глядя, как мимо несчастных пассажиров, чуть не кидавшихся под колеса, проносились «Волги», «Жигули», «рафики».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17