— А папаня работал в охотхозяйстве, его Василий Иосифович держал, сын вождя… И консервов привезет егерям, и бутылку каждому… Чего ни попросишь — кровель там, стекло, — всем помогал, и взятки, как сейчас, не брал: все от чистого сердца… За это его масоны с сионистами и погубили мученической смертью…— А масоны — это кто?— Ну как? Враги народа, нерусские.— А сионисты?— Так это ж евреи! Вы что, шуткуете, дядя?— Почему? Просто интересуюсь, как ты себе это мыслишь. Радищева в школе проходил?— А как же! До сей поры помню, очень замечательно писал про страдания народа…— Он, кстати, масоном был. Радищев-то…— Ты, дядя, давай, напраслину на русского писателя не неси, а то высажу, и точка…— Да вот тебе истинный крест, — серьезно ответил Костенко. — Для интереса сходи в библиотеку, посмотри издание Радищева, там про то сказано…— Какая у нас библиотека?! Одни собрания сочинений — то Брежнев был, то сусловы там всякие с соломенцевыми, двух слов сказать не могут, а туда ж — за Пушкиным в ряд…— Сионисты, — рассмеялся Костенко. — Дорогу небось тоже они, сионисты, мешают проложить, по ухабинам елозим?!— У них руки длинные… Если б от нас что зависело — сразу б провели…— Ну так и провели б!— А ты пойди в исполком, сунься! С Гушосдором поговори! От ворот поворот— и точка!— Масоны там сидят? Нерусские?— . Да что ты с этими долбанными масонами ко мне привязался, дядя? Все об них говорят, что ж, людям не верить?!— Об них не все говорят, об них наши цари говорили с охранкой… И Гитлер… Ладно, хрен с ними, с масонами этими… Мясо дают? Колбасу? Сыр?Шофер покосился на Костенко, оглядел его наново, прищурливо, холодно:— А вы вообще-то наш?— Нет, украинец…— Ну, это разницы нет, что хохол, что русак…— Полагаешь?— А что? Если б вы чуркой были — я б вас по физиономии отличил, прибалтийца какого — по выговору, я с ними в армии служил, аккуратные ребята, своих в обиду не дают, молодцы, это только мы как в расколе живем, только и ждем, чтоб друг дружку схарчить, будто шакалы какие…… Генерал Трехов отмахнулся от костенковского удостоверения:— Я любому человеку рад, мил-душа, живу бобылем, милости прошу в зало…У Костенко стало тепло на сердце; «зало» было комнатой метров шестнадцати, вдоль стен стеллажи с газетами, журналами и книгами, уютный абажур, такой у бабульки был, только у нее белый, а у этого — красный; спаленка крохотная, метров шесть, зато кухня с русской печкой — настоящая, просторная, впрочем, Костенко отметил, что ему мешало здесь что-то, потом понял — холодильник; чужероден.Генерал словно бы понял его:— Погреб отменен, мил-душа, но я дважды сверзился, еле отлежался, пришлось изнасиловать российскую первозданность атрибутом антиэкологической цивилизации… Увы, молочко из погреба несравнимо с тем, что хранится в холодильнике, но годы вносят свои коррективы… Чайку с дорожки? Хлебушка с салом?— Ни от чайку, ни от хлеба с салом не откажусь, товарищ генерал…— Мое имя-отчество легко запоминаемо, мил-душа… Я Иван Иванович… А вы?— Владислав Романович.— Красивое созвучие. Очень раскатистое, какое-то театральное… Присаживайтесь, сейчас накормлю… С чем пожаловали?— Я по поводу Зои Федоровой…— Кто это?— Актриса, которую убили восемь лет назад…— Погодите, погодите, я ее реабилитировал бы… Так?— Именно… Я думал, вы ее сразу вспомните…— Через меня прошли десятки тысяч людей, Владислав Романович… Я и Сергея Королева дело закрывал, и Туполева, и детей Микояна, и Тату Окуневскую реабилитировал, жену моего фронтового друга Бориса Горбатова, и Павла Васильева, гениального сибирского поэта… Пильняка, Бабеля, Тухачевского, Мандельштама, Мейерхольда, Вознесенского, Михоэлса — разве всех в памяти удержишь?! Видимо, ее дело было легким, в других-то приходилось разбираться, мил-душа… Таких показаний навыбивали, стольких свидетелей выставили… Липа? Ясное дело… Но — докажи! Молотов требовал развернутых справок по каждому делу, особенно в связи с военными, его же подпись там стояла… Каганович велел справки на всех секретарей райкомов Москвы ему лично пересылать… По Наркомпути — тоже… Никита Сергеевич постоянно интересовался Украиной, только Ворошилов в ус не дул… Знаете, кстати, как он пил? Две чарки водки, а после — для похмельной бодрости — фужер шампанского. И — все. Умел пить, знал, когда остановиться… Но он уже тогда, мил-душа, мало что воспринимал, парил, так сказать, считал, что если Хрущев в своей речи сказал, мол, Сталин винил Ворошилова — «английский шпион», то с него все списки автоматически снимутся, а он ведь тоже на сотни тысяч давал свою подпись…— Иван Иванович, вы не помните, кто был следователем Зои Федоровой?Генерал поставил на стол квашеную капусту, буханку хлеба, сало, порезанное щедрыми кусками, и варенье:— Конечно, не помню, мил-душа… Если б записи вел, а то ведь все тогда было «совсекретно»… Никто не знал, когда придет приказ прекратить реабилитацию и вернуться к восхвалению великого кормчего, будь он проклят…Костенко достал фоторобот Хрена, показал его генералу. Тот долго вглядывался, потом задумчиво произнес:— Я его допрашивал… Он в Лефортове сидел…— По какому делу?— Кажется, по тем спискам, которые подписывал Абакумов…— Зою Федорову арестовали по указанию Берии… Генерал покачал головой:— Сдается мне, там была какая-то игра… Что-то там было особенно коварное… Вы угощайтесь, мил-душа, угощайтесь, а я пока расслаблюсь и повспоминаю…Костенко положил кусок сала на черняшку, чуть присолил, съел быстро, с нескрываемым аппетитом; есть дома, где угощение в с л а с т ь, а бывают такие, где совестишься кусок со стола взять.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17